Книга ( Не) Счастливый случай, страница 17 – Ани Марика

Пыль под копытами ещё не осела, а сердце уже не на месте.

Стою среди раненых с клинком в руке, чувствуя, как стекает по лезвию чужая жизнь. Одна секунда — и я мог бы схватить её. Вернуть домой, под герцогское крылышко. Но я не гонюсь.

Медленно вытираю меч о траву. Вижу купцов, которые шепчутся. Кто-то зовёт меня по званию, кто-то благодарит, кто-то молчит, глядя на меня, как на животное, которое случайно спасло им жизнь. Неважно.

Сейчас только она.

Принюхиваюсь. След тянется остро: дым, пот, мед и… свет. Он пахнет не свечами, не магией. Пахнет болью и обновлением. Запах настолько живой, что у зверя, сидящего внутри, подкашиваются лапы.

Ты не из тех, кого легко загнать.

Но я всё равно найду тебя.

Лес глотает меня с жадностью. Под копытами уставшей кобылы шуршит подлесок. Деревья сжимаются, будто пытаются спрятать от неба и от погони, которой, возможно, даже нет. Или есть. Я не знаю.

Я не знаю ничего. Кроме одного: мне страшно.

Останавливаюсь только тогда, когда лошадь спотыкается. Слезаю и веду её в темноте на поводу. Слишком темно, чтобы найти тропу, слишком тихо.

Я ищу укрытие — сухую яму под склоном между корней. Расстилаю плащ. Привязываю кобылу поблизости. Снимаю сапоги, чувствую, как дрожат ноги от усталости.

Ложусь, только сон не идёт. Перед глазами лишь образ спасителя и палача, что гонится за мной. А как он сражался? Как стихия. Как буря. Убивал не ради крови. Ради меня?

Нет. Ради работы. Я — его цель.

И всё же... он смотрел на меня иначе. Его глаза. Серые, как предрассветное утро.

Прикрываю лицо ладонями. Мои пальцы ещё пахнут кровью. Я спасала... и чуть не погибла. Но самое страшное не это. А то, что я бы сделала это снова.

С этими мыслями, наконец, проваливаюсь в вязкое сновидение. А утром продолжаю свой путь. Доедаю остатки лепёшки, что в сухари превратилась. Небо хмурится, но дождь пока не идёт.

На третий день лес медленно редеет. Деревья становятся выше, стволы — темнее, ветви — без листвы. Кажется, что даже ветер боится нарушить покой этой земли. Кобыла фыркает, мотает головой, упрямится, будто чувствует невидимую границу.

И я её чувствую тоже.

Спереди, за изгибом тропы, вырастают ворота. Высокие, вырезанные из тёмного дерева с прожилками, похожими на застывшую кровь. По сторонам два силуэта. Постовые. Дроу.

Высокие, грациозные, с тёмной кожей и светящимися глазами, золотыми и льдисто-голубыми, как рассвет над чужим миром. Один держит копьё, второй — что-то вроде кинжала. Но оба не спешат поднимать оружие.

Я чувствую, как под кожей вспыхивает свет. Он не выходит наружу, но становится частью меня. Огнём, который согревает изнутри. Кобыла тревожно храпит. Спешиваюсь и медленно, почти не дыша, тяну капюшон назад, открывая лицо.

— Я… ищу храм богини Наит, — говорю устало, но без дрожи.

Они цепко следят, разглядывают. Будто в душу смотрят. Слышу собственное биение сердца, удерживаю нервную кобылу за уздцы. Жду.

Не взглядом, не слухом, а чувствую, как что-то в них меняется. Лёгкое движение плеча. Один из них чуть опускает оружие. Другой делает шаг назад. Они вдыхают, как будто ощутили присутствие чего-то древнего. Родного.

— Добро пожаловать в Дортмунд, Пресветлая, — слегка замогильным голосом вещает один с льдистыми глазами.

Стражники отпирают ворота и отходят. Без слов. Без вопросов. Только взгляд — долгий, пристальный, странно уважительный. Будто они почувствовали этот непонятный свет во мне.