Книга Фронтовой дневник княжны-попаданки, страница 36 – Валентин Денисов

Осматриваю стены, пол, потолок и, к сожалению, понимаю, что здесь санитарными нормами тоже не пахнет. Здесь совсем другим пахнет: болезнью и смертью. И это мне очень сильно не нравится.

— А жить-то мы где будем? — поймав одного из сопровождающих нас офицеров, спрашивает Марфа Ивановна. — Не здесь же, с больными?

— Не здесь, красавица, — охотно отвечает он и весь заливается краской. Видать понравилась. — Вам отдельные здания отведены. Не как дома, конечно же, но все какие-никакие, да условия.

— Может быть еще и банька будет? — не отпускает его девушка. — Помыться страсть, как хочется.

— Это мы с легкостью организуем! — хмыкает он. — Без баньки русскому человеку и жизни быть не может.

— Вот и славно! — радуется Марфа Ивановна. — Слышали, девоньки? Мыться скоро будем!

По рядам сестер милосердия походит одобрительный гул. Я тоже радуюсь. Только молча. Я ведь давно уже не то, что в бане, даже в душе не была. Как санитары в больнице мыли, так и лежала.

Очень хотелось нормально помыться. А теперь как-то не по себе становится…

— Смотрите, Анастасия Павловна, домики-то какие! Деревенские! — замечает сестра Аглая, отвлекая меня от мыслей. — Неужели в них жить будем?

— В них самых, — подтверждает офицер. — Группами заселим. Тесно, конечно, будет. Да уж что там жаловаться? Всяко лучше, чем в палатке.

— И то правда, — соглашается Марфа Ивановна. — Заживем мы с вами!

Смотрю на девушку и понимаю, что она права. Так всяко лучше.

Вот только обрадоваться не успеваю. Стоит нам только выйти за здание госпиталя, как взгляд тут же упирается на выжженное поле. И я понимаю, что прежде деревня эта была намного больше, а нам предстоит жить в том, что от нее осталось.

— Что случилось? — вопрос сам собой вырывается у меня.

Помню, как во время поездок по стране я видела то, что осталось от деревень после Великой отечественной. Но здесь все выглядит совсем иначе. Кажется, будто деревню не хотели сжечь, а выжигали тех, кто находился внутри домов. Ведь многие дома выжжены не дотла и их обгорелые срубы говорят о произошедшем слишком громко.

— Непокорных турки не прощают, — поясняет офицер. — Их методы слишком отвратительны, чтобы о них думать. Пройдемте лучше сюда, эти дома не знают смерти, — приглашает он в часть деревни, не тронутую огнем.

Бросаю последний взгляд на жуткую картину пожарища и следую за ним. За мной идут и остальные девушки.

Дом, который нам выделяет офицер, не очень большой, но вполне подходящий для того, чтобы жить втроем. Марфа Ивановна вовремя подсуетилась и выбрала самый маленький из всех, чтобы к нам никого не подселили.

И мне это нравится.

— Девоньки, миленькие мои, как же здесь хорошо! — пройдя в дом, Марфа Ивановна по-хозяйски проходит по помещениям, внимательно изучая их.

В доме оказывается две части: в одной располагается кухня, а вторая предназначена для сна и отдыха. Между ними располагается небольшой коридор. На кухне стоят стол, две скамьи и печь. В спальной комнате — три кровати, стол, шкаф и большой сундук.

Мебели немного, но нам должно хватить.

Расходимся по разным сторонам комнаты, каждая, выбирая себе кровать по вкусу. Хотя, кроме как расположения, разницы в них нет никакой. Все три металлические и с высокими матрасами. Никаких излишеств.

Я выбираю дальнюю от входа кровать. Она стоит в углу, справа от окна. Света на нее толком не попадает, но я не думаю, что мне придется много времени проводить в этом помещении. Наверняка здесь, практически на линии фронта, работы у нас будет еще больше, чем прежде.