Книга Последняя Хранительница, страница 107 – Полли Нария

Не теряя времени, я отправил за врачом, надеясь, что найдется этому объяснение, но он лишь подтвердил все наихудшие опасения. Он умирает, и мы не в силах ему помочь.

«Люди приходят в себя, чтобы попрощаться» – сказал он мне. Сколько ему отмерено, сказать он не может, но я надеюсь, ваш друг, Эйтан, успеет довезти его до вас, чтобы и вы могли сказать ему последние слова.

Простите, друзья, я не люблю сообщать плохие вести, но у меня нет иного выхода.

Искренне ваш, Кройер!»

Я передал письмо друзьям, а сам на шатающихся ногах пошел в сторону телеги. Дрозд лежал неподвижно, как в те дни, когда мы сбежали, однако сейчас его грудь почти не вздымалась, а тело приобрело синюшней оттенок.

Мимо меня прошла Лýна и стала ощупывать и осматривать Дрозда, и во мне еще теплилась надежда, однако, когда она подняла на меня печальные глаза, я почувствовал, как по щекам моим полились слезы, а Ласточка рядом разрыдалась в голос.

– Мы должны что–то делать!

– Надо ехать за Шевлой, – я пошел в сторону лошадей, но Эйтан обогнал меня.

– Побудь с другом…

Тем же вечером Дрозд перестал дышать. Похоже, он на самом деле жаждал попрощаться с нами и только потом отбыл к Хроносу. На закате приехал Эйтан, но ведуньи с ним не было.

– Она сказала, что Дрозд останется здесь навсегда, ведь дрозды любят теплые места.

Старуха все знала. И мы похоронили его. Девушки сложили на его могиле два венка, свитых из лесных трав и цветов, и Лýна запела прощальную молитву, до конца которую я, так не дослушав, ушел.

То, что Соловья нет рядом, я поняла только когда, завершив молитву, открыла глаза и увидела удаляющуюся спину мужчины. Эйтан с Филином стояли напряженные, а Ласточка, не стесняясь своих чувств, опустилась на колени и, уткнувшись головой в могилу, плакала и кричала, отдавая дань умершему. Филин не выдержал такой картины, подхватил девушку на руки и, баюкая ее, словно ребенка, унес в сторону маяка.

Эйтан стоял рядом, нервно жевал нижнюю губу, а между бровей у него пролегла глубокая морщина. Он то открывал рот, то закрывал его, теребил перебинтованную руку и, видимо, не находя никаких слов, но я при всем желании не была готова сейчас о чем–то говорить. Мне казалось неправильным нарушать ту тишину, что невидимыми путами окутала бухту, будто бы и она горевала вместе с нами.

Так и не сказав Эйтану ни слова, я ушла, ведомая зовом души, которая устала от беспрерывных несчастий и потерь. Так я незаметно для себя подошла к маяку и вошла в покосившиеся двери, за которыми находилась винтовая лестница. И хоть понимала, что дерево иссохло и может провалиться подо мной в любой момент, я все равно продолжала подниматься вверх, будто бы от этого завесила моя жизнь или, быть может, это могло вернуть Дрозда с того света.

Вечерний берег был прекрасен. Стоя на самом верху, я наблюдала, как солнце село на воду и окрасило в красный цвет, будто бы в нее опрокинули бокал густого терпкого вина. Волны лениво лизали песок и даже почти не пенились. Все вокруг дышало спокойствием. Это место как будто смеялось над нами, не замечая всеобщей печали. И хотя очень хотелось поддаться этой безмятежности, я все–таки прощалась с этим местом, уверенная, что никогда не найду в себе сил вернуться сюда и вновь погрузиться в пучину воспоминаний.