Книга Последняя Хранительница, страница 104 – Полли Нария

– Фух, угадала, – вытирая мокрый лоб, вздохнула старуха.

– Угадали? – я смотрел округлившимися глазами, надеясь, что мне это просто послышалось.

Шевла лишь пожала плечами, ни капли, не смутившись моего взгляда:

– Тут было три варианта: либо ты умрешь от яда, либо от неверного противоядия, либо я тебя спасу. Мне и тебе терять было нечего.

Честно говоря, я даже не нашел, что ей ответить, то ли от ее наглости, то ли от правдивости ее слов.

– Так, птичья душа, коли чувствуешь себя полегчай – вставай, я зашью твой бок, да отпущу. У меня делов полно, да и твоя душа темной нитью с белой связана и все рвется побыстрее отсюдова.

В голове с каждой секундой становилось все яснее.

– О чем вы? Какие нити?

– Тебе виднее, странник. Я лишь посредник, передающий слова, их только ты понять можешь. Мне не дано. Знаю только, что соловушка горько пела, грустно так… – иголка прошла кожу насквозь, я же сжал зубы сильнее, стараясь лишний раз не дергаться. – Беда за тобой по пятам ходит и все вокруг тьмой покрывает.

Забинтовав бок, старуха помедлила, взяла меня за подбородок и внимательно посмотрела в глаза. От нее отчетливо пахло старостью – травянистый затхлый запах, который витает вокруг тех, в ком жизнь уже почти подошла к своему закату.

– Две судьбы уготованы тебе, два пути. И от того, какой ты изберешь, зависит, как твоя жизнь, так и жизни всех твоих близких. Много тумана в тебе, столько, что аж глаза покрыты дымкой. А тут… – женщина дотронулась до моей груди, где не так давно торчала огромная игла. – … пожар. Дашь ему себя согреть и всех спасешь, понимаешь?

Ни черта я не понимал! Но решил не расстраивать старуху, кивнул.

– Эх, брешешь ведь… Ну да ладно, ступай. Денег не надо! – отмахнулась Шевла от моей протянутой руки. – Ты лучше, как выйдешь, возле дверей возьми два ведра и принеси воды студеной из колодца, а то мне, сам понимаешь, сложновато уже.

Я же ухватил ее за руку и вложил туда один золотой и, загибая пальцы, сказал:

– Ты мне жизнь спасла, ведунья! Так что плата моя мала. И воды принесу.

– Спасибо, странник! – зарделась старушка. – Звать–то тебя как, скажи напоследок.

– Соловей я.

– Вот значит, как…Понятно.

Что она поняла, я уже не стал разбираться, мне нужно было спешить к друзьям, поэтому еще раз поблагодарив знахарку, взял кулек с лекарствами и вышел за двери.

Выныриваю из омута забвения, резко и стремительно. Слышу шум волн, в носу трепещет отчетливый запах водорослей, а на сухих потрескавшихся губах ощущается соленый вкус. Громкие тяжелые шаги и вторящие им легкие, едва слышные, раздаются в относительной близости и голоса:

– Ты уверена? – мужской, с хрипотцой, напряженный и очень знакомый.

– Да, – женский, уставший. – Воспаление идет на спад, и раны хорошо заживают.

– Тогда почему она так и не пришла в себя?

– Сол, она столько пережила…Имей терпение…

Это они обо мне? Кто же эти люди, от голоса которых мне стало так радостно на душе? Я пытаюсь открыть глаза, но веки такие тяжелые, а сил так мало. Нужно отдохнуть. Чуть–чуть. И я снова попытаюсь.

Заброшенная бухта была моим самым любимым местом из всех, что мы находили за время наших путешествий. Здесь было тихо. Спокойно и умиротворенно. Обветшавший деревянный маяк с пристройкой для жилья отлично подходил для пересидки. Крыша маяка была сорвана ветром и, видимо, из нецелесообразности ее уже не стали восстанавливать и просто бросили на борьбу со временем. Жилая часть так же пострадала от буйств природных стихий, но в целом крыша была цела и нигде не протекала, а стены с облупившейся белой краской стояли крепко и прятали нас от посторонних глаз.