Книга Бывшие не влюбляются, страница 16 – Теона Рэй, Ханна Хаимович

Чай был холодным. Кислым. Старым.

Я отставила кружку, силясь не показать удивления. Даже посмотрела на чайник, который Флимм уже убрала с плиты. Взгляд зацепился за дверцу обыкновенной дровяной печи, – электрической техники в доме старушки не было.

В печи не тлели угли. Не полыхал огонь. И в целом она казалась давно не топленной. Воздух в доме был ледяными, он щупальцами полз под одежду, но в этом ничего удивительного – трухлявые стены продуваются.

Так, ладно… Стариков часто настигают разные старушечьи болезни. Они теряют память, ориентацию в пространстве, а иногда и вовсе сходят с ума. Флимм вполне могла быть одной из тех пожилых дам, которые искренне верят, что когда-то принадлежали к древнейшему княжескому роду. Такие, как она, бегают голышом по улицам, едят несъедобное и частенько бросаются на прохожих с топорами. Ставят чайник на холодную плиту и думают, что вода закипит.

Старушка больна. Очевидно.

— У Герберта, говорите, что-то произошло, из-за чего он стал злым, так?

— Угу, — хмыкнула Флимм, вытаскивая из миски, накрытой полотенцем, печенье. Песочный квадратик не рассыпался в ее руках, не оставлял крошек. Старушка не кусала его, а мусолила ввиду отсутствия зубов, но печенье казалось давно окаменевшим. — Враг у него был с самого детства. Еще мальчишками Герберт и Трикс не поделили девчонку. Я уж даже не помню, как ее звали. А когда повзрослели, то Герберт женился на ней. Трикс к тому времени уехал на заработки на север, а десятки лет спустя вернулся и попытался увести у Герберта жену. Мол, любил ее всю жизнь, забыть не смог. Герберт, конечно, оказался против. Он уже и не думал, что в довольно преклонном возрасте его настигнет подобная юношеская глупость.

Флимм бросила печенье на стол и пригубила чай. Не отпила, а так — смочила губы. Посмотрела в окно, потом на меня:

— Трикс заколол его вилами.

— Кого? — сиплым голосом спросила я. Горло отчего-то вдруг пересохло.

— Ну, Герберта же. Заколол, а старуху забрал с собой на север. Уехали они, а Герберт один остался.

— Не насмерть же заколол, — прошептала я, нервно усмехнувшись.

— Нет, конечно. Ты ведь видела Герберта живым, разве нет?

— Надеюсь, — еще более нервно хохотнула я.

— Живой, даже не думай. Не привиделось тебе, да и мне уж тем более. Трикс поранил его, только и всего. Герберт, правда, уверяет всех, что грудь до сих пор болит. Будто вилы в него были всажены по самую рукоять.

— А давно это было?

— Давненько уже.

Я поймала себя на мысли, что почти ничего не записала. Флимм ошарашила меня рассказом, и я забыла, зачем пришла. Пришлось спешно прощаться и бежать домой, пока из головы не вылетело ничего из того, что рассказала соседка.

Но меня вновь задержала дверь. Я оторопело смотрела на нее, трижды пытаясь отворить. Дергала вверх и вниз, в стороны, но она не поддавалась.

— Да через окно уж лучше, — посоветовала Флимм, указывая на плотно закрытые створки. — Малышня поди так и пробирается каждый раз.

— А вы-то как из дома выходите? — спросила я холодея.

Флимм улыбнулась, обнажив беззубый рот. И снова оставила вопрос без ответа.

Я рванула створки на себя. Выскочила через оконный проем, горя желанием быстрее отсюда убраться. По зарослям мчалась с бешено колотящимся сердцем. Сорняки путались вокруг ног, цеплялись за лодыжки, не давали уйти. И только когда я оказалась во дворе своего дома, остановилась.