Книга Бывшие не влюбляются, страница 19 – Теона Рэй, Ханна Хаимович

В углах что-то непрерывно скреблось и попискивало. Я догадывалась, кто устроился здесь с комфортом, однако сейчас не время думать о крысах. Тем более я никогда их не боялась.

Вдоль стен громоздились рассохшиеся сундуки, шкафы с отвалившимися дверцами, кресла и диваны без сидений или с продавленными подушками. Из некоторых торчали ржавые пружины.

На одной из тумбочек красовалось старинное радио. Я повернула ручку, и прибор разразился зловещим шипением. Поискала работающие каналы, но так и не поймала ни одной радиостанции.

Оставила радио разлагаться дальше и дернула створку единственного выжившего окна. Взору открылся вид на уютную улочку. Дома, затянутые диким виноградом и плющом, тонули в золотой листве деревьев. Аккуратная брусчатая дорога, камешек к камешку, изгибалась змейкой, убегая вдаль.

Отсюда просматривалась подъездная дорожка к черному входу, заросший фонтан и неухоженные клумбы…

У самой двери вдруг мелькнуло что-то темное и остановилось в тени.

Я навалилась на подоконник и высунулась наполовину. Фигура исчезла, будто ее там и не было.

Мозг почти не уловил хруст, да я бы и не успела среагировать. Пол жалобно заныл, под ногами мгновенно исчезла твердая поверхность, и я, потеряв равновесие, с воплем полетела вниз в облаке пыли и обломков трухлявого дерева.

Спасло меня то, что над черным входом обильно разросся дикий виноград. Его побеги затормозили падение, так что я не расшиблась в лепешку, а всего лишь плюхнулась рядом с крыльцом кулем.

Ногу прострелила резкая боль. Со стоном я скрутилась, схватившись за лодыжку. Нет, этот день не мог стать еще ужаснее!

— Ада? — изумленный голос Ретта прозвучал прямо надо мной.

Я ошиблась. Этот день определенно мог стать хуже.

Тихо хныча от боли, принялась растирать ногу. Плечи обхватили сильные руки, заставляя меня выпрямиться. Я вскинула голову.

Ретт склонился надо мной, одетый в темное пальто. Загадочная тень, из-за которой я рухнула вниз, оказалась Реттом. Я снова пострадала из-за него? Нечему удивляться.

В воздухе лениво пикировали алые виноградные листья, которые я сбила, пока летела вниз, обрывая побеги.

— Как ты? — спросил Ретт озабоченно. Скорее, просто из вежливости.

— Все прекрасно, спасибо, — буркнула я. — Гуляю на свежем воздухе. В доме слишком душно.

Ретт устало вздохнул. На какое-то мгновение мне показалось, что он смотрит почти влюбленно. Злорадствует, наверное. Доволен, что я снова валяюсь у него в ногах. Пусть даже на этот раз ни о чем и не умоляю.

— Действительно. Прекрасный день для прогулок, — произнес он задумчиво. — Поэтому мы с тобой сейчас прогуляемся к врачу.

— Ничего подобного! — возмутилась я. — Со мной все отлично. Можешь идти, куда шел.

Злость придала сил, даже боль как будто стала слабее. Я вскочила на ноги и тут же чуть не грохнулась снова. Боль острыми клыками впилась в лодыжку, и я, не сдержавшись, взвизгнула.

Ретт подхватил меня на руки. На долю секунды я замерла, со стоном вдохнула его запах. Мята. Он все еще пользуется мятным одеколоном.

— Отпусти, — попросила я твердо.

— Ада, будь благоразумна! Хорошо, если лодыжка вывихнута, но вдруг перелом? Я могу отпустить тебя, оставить здесь. Надолго ли? В одном платье ты замерзнешь, простудишься и заразишь меня. Считай, что я беспокоюсь о себе.

Ну да, не обо мне же.