Книга Кто такая Марта, страница 122 – Екатерина Началова

- Ваша весть.

Краем полупогасшего сознания успеваю определить, что кланяется он чересчур почтительно, и говорит торжественнее, чем они говорят обычно. Успеваю определить, и не делаю никаких выводов - сейчас у меня нет сил ни реагировать, ни анализировать. Машинально принимаю из открытой папки сложенный бумажный квадрат. Письмо очень желтое, хрупкое, заметно старое. Даже запечатывающий края лак покрылся сетью мелких трещинок, хотя письмо не вскрыто. Вестник не улетает, он с заметным любопытством наблюдает за мной, вытягивая шею. Бросаю в его сторону недоуменный взгляд. Мужчина тут же сконфуженно кланяется, мгновенно обращается, и улетает, оставляя меня одну.

Шмыгая носом, я просто некоторое время держу письмо в руке, а затем все-таки разворачиваю. Края бумаги крошатся прямо в руке, старый лак с облегчением мгновенно рассыпается на крохотные осколки, которые падают в вереск, а я… ухаю в строчки ровного аристократического почерка.

Передо мной хрупкий бумажный мост, на противоположной стороне которого возвышается он. У него ласковый смешливый голос, внимательные лучистые глаза и задорная улыбка. Непослушные медные кудри шевелит ветер. Под расстегнутым воротом белой рубашки видны острые ключицы вразлет.

Здравствуй, моя целованная Спасительница!

Угадай, где я сейчас. Представь, сижу на площади Аспина и высматриваю тебя. Не переживай, на сей раз меня не ведут к плахе, я же обещал стать благонадежным. В голову лезут стихи. Не написать ли мне нечто лирическое про рыжеволосую деву, которая увидела преступника и была до глубины души покорена его красотой? Как тебе? Сомнительно, согласен. Если хочешь, создам нечто более чувственное. Что бы ты сказала насчет истории про преступника, который похищает прекрасную деву и не отпускает без оплаты? Отдать ей нечего… Разве что поцелуй. А целовать преступника, как ты понимаешь, чревато…

Есть еще мысль. Но не буду писать детальнее, чтобы ты помучилась любопытством.

Предлагаю встречу, чтобы обсудить варианты. Жду тебя на площади Аспина в полдень каждого дня. Площадь Денира не предлагаю, она пока в плачевном состоянии, а я тешу себя надеждой, что ты вернешься до того, как ее починят.

Будь милостива, Марта. Я точно сошел с ума, потому что готовлюсь отдать целое состояние за доставку двух писем через сто сорок лет (второе – для твоего отца). Некоторой наградой – надеюсь - будут вытянутые до пола лица вестников, которым предстоит соблюсти длинные сроки. А если совсем повезет, надеюсь увидеть тебя рядом, потому что теперь ты точно должна мне поцелуй. Я выполнил твое условие.

Твой Сокур.

На обороте ровный почерк меняется на неровный. Это приписка.

Я люблю тебя.

Утром приходит весть о смерти великого мага Кирела*.

*возраст Кирела впервые упомянут в первой книге («Дочь Скорпиона», глава 2, время за 20 лет до текущих событий).

Через окно в комнату медленно заглядывает первый солнечный луч. Рассвет… Раньше рассветы были для меня лишь ежедневным природным явлением, только солнцем, которое поднимается из-за горизонта каждый день. Теперь же я думаю о Сокуре, которого освещает золотой луч. О глазах, так похожих в тот момент на драгоценные камни.

Я смотрю на перстень Кирела, на золотисто-оранжевый камень, со странными вкраплениями-полосами в глубине. Теперь я не расстаюсь ни с ним, ни с письмом. Лежа в кровати, я поворачиваюсь на бок и кладу перстень напротив, камнем на себя, так, чтобы на него попадали первые лучи. Если сощуриться, кажется, что я вижу яркий глаз Сокура, как тогда в камере. Между нами снова толстая стена, только теперь не из камня, а из времени. Сто сорок лет, год придавливает год. Сокур смотрит на меня, не моргая. Его письмо драгоценностью лежит под подушкой, сохраненное между страниц книги. Я выучила каждую букву, хвостик каждой буквы. Бумага вибрирует его дыханием, дышит его словами, говорит его голосом, стучит его сердцем. Я чувствую его рядом. Тоже не отрываю взгляда.