Книга И тут я увидела чудовище, страница 88 – Екатерина Началова

— Шучу! Он сдох еще до твоего рождения. Я держу в выгребных ямах других нехороших убийц.

Выдохнув, возмущенно бросила в него подушкой. Ингренс увернулся и удалился, продолжая посмеиваться.

Через пятнадцать минут мы встретились уже в кабинете. Ингренс был уже серьезен, в тон отцу, что стоял рядом со мной, мрачный и молчаливый как каменный утес. Я снова проколола ладонь, замечая, как Ингренс отводит глаза, стараясь не смотреть на кровь, как задерживает дыхание, стараясь не вдыхать запах.

— Клянусь быть вам добрым мужем, леди, — голос звучал спокойно. Мы смешивали кровь третий раз.

Я смотрела новыми глазами на белого Дракона, которого мне выпал жребий полюбить. Видела мальчика, познавшего смерть; юношу, ставшего убийцей; мужчину, вечно борящегося с собой; короля, любящего кровь, но не желающего войн.

Так вот ты какой, Ингренс...

— Клянусь быть вам понимающей спутницей, мой король.

Он сжал мою руку. В серебряных глазах мелькнули коварные искорки. Я совершенно не уверена, торчит ли у него кто-то в выгребной яме под замком или...

Обрушившаяся любовь сочилась из каждой поры моей кожи. Удержать ее в себе я категорически не могла. Не знаю, сколько уже раз я признавалась Ингренсу в чувствах. Даже нет, не «признавалась» — это слишком тяжелое слово, усилие, вырванные из груди слова. Я же просто сообщала, что люблю, и не ждала ответа. Надеялась, конечно, но не ждала.

«Я люблю тебя», — бормотала, борясь со сном, когда обнимала его мокрая после изнурительного сексуального марафона, который он устроил, обозленный на некоторых недалеких подданных.

«Люблю», — однозначно сообщала, когда он спокойно открывал книгу. Делал это Ингренс строго каждый вечер. Совершенно на пустом месте, с книги, однажды схваченной наугад, у нас образовался маленький уютный ритуал, которому Ингренс педантично следовал. Иногда ему не хватало времени, иногда он уставал — но все равно находил время появиться, открыть книгу, выразительно посмотреть в мою сторону — от меня требовалось немедленно превратиться во внимание — и начать читать.

«Любимый», — иногда я обращалась к нему, забыв про имена и титулы.

На «люблю» Ингренс не особенно реагировал. «Я мало способен на чувства» — его единственные слова, сказанные еще на осмотре. С тех пор о чувствах он не говорил. Вряд ли Ингренс читал женские романы, судя по которым на признание в любви, нужно немедленно признаваться в ответ. Но он и не смущался, не краснел, не суровел, не пытался перевести тему. О том, что он услышал приятное, можно было судить по нескольким признакам.

Первым признаком были довольно жмурящиеся веки. Жмурился Дракон один раз — так что момент нужно было еще успеть обнаружить. Я сама распознала его не сразу, а когда уловила, что в ответ на мое «люблю», веки вдруг удовлетворенно сожмурились, старалась не пропустить ни раза.

Улыбка, рождающаяся в уголке рта, была вторым признаком. Возможно, ее видела только я. Но улыбка точно была. Он запирал ее там, в уголке, и не всегда вытаскивал на свет. И все равно это не отменяло ее существование.

А третьим признаком были действия. Их тоже было сложно поймать, потому что нелегко соединить сегодняшнее «люблю» с неожиданными поцелуями каждой фаланги пальцев через три дня. Или внезапное утреннее посещение, когда Ингренс появился из тайного хода, повернул сонную меня на спину, задрал ночную рубашку и просто приник щекой к голому животу, застыв на несколько долгих минут. Я спрашивала, что с ним, но Ингренс молчал. Мне осталось только гладить его по голове, понимая, что мой неприступный король просто захотел прижаться к теплому животу, и никак это не объяснять.