Книга Волчья ягода, страница 6 – Екатерина Началова

Все они это чувствовали.

Я — тоже. Собирать травы было проще.

Матушка Агла — другое дело. Не одна я ее «матушкой» называла, все. Она действительно была матерью всем входящим, а я смотрела на нее, пытаясь подражать, но выходило жалко. То ли характер не тот, то ли возраст. А может все сразу.

«Получится ли у меня когда-нибудь так же? Может хотя бы лет через десять?» — я невесело терзала давно превращенные в пыль цветки. Но так и лучше: чем мельче порошок, тем больше вода сможет из него забрать. Целебнее так.

Агла вышла в лавку, оглядела солидную кучку толченых цветков и одобрительно хмыкнула.

— Да, вот еще, доча... Заканчивай разговор на хорошем. Можно здоровья пожелать, пошутить, как ты любишь... Только осторожно, чтобы человек улыбнулся, не нужно пытаться рассмешить его до колик. От тебя кузнец с какой фразой ушел, помнишь?

— Э-э-э... — вспоминая, нахмурилась. — С прощальной.

— «Вечером Агла будет»? — «Возможно»! — передразнила мама меня. — Это не хорошо. Что надо было сказать, Аса?

Как так получается, что в своем возрасте рядом с мамой, я веду себя как девчонка? Вот и сейчас язва внутри меня выпалила слова раньше, чем я успела ее придержать:

— Надо было сказать: пусть ваша палочка подни...

— Аса!

— Да шучу я, мам... — уже серьезно выдохнула. — Все понимаю. Надо было сказать, что все будет хорошо с вашим другом.

— Уже лучше, — оценила, забирая смолотое. — Люди, Аса, могут забыть, что ты скажешь. Могут забыть даже, что ты сделала. Но они запомнят, что ты их заставила почувствовать. Что почувствовал Строн, как думаешь, а?

Теперь я посмотрела на кончики ботинок.

— Неловкость, — ответила за меня мама, возвращаясь на кухню.

Я осталась за прилавком, ощущая вину перед Строном, его другом, мамой и собой. Старалась же сделать все хорошо, а получилась какая-то ерунда на ровном месте!

Когда дверь лавки опять со скрипом открылась, я еще купалась в неприятном чувстве. Поспешно подняла глаза, но внутрь просунулась рыжая голова. Я сразу расслабилась.

Олов — мой друг с детства. Повзрослев, рыжий мальчишка вытянулся в мужчину выше меня на полголовы, не потерял ни одной конопушки, но внутри остался все тем же безобидным, вихрастым и смешным мальчишкой, который не выговаривает «р».

— Мату... — начал и замолчал, увидев меня. — Аска?! Ты чего тут?

Почтительный тон тут же сменился на небрежный.

— Матушка занята, — проворчала.

— Дай мне что-нибудь от спины, — требовательно заявил, шагнув внутрь.

— Плетей? — хохотнула. Никакой материнской заботы изображать я не собиралась.

— Аса. О чем мы с тобой только что говорили? — Агла проговорила с кухни строго мне и тут же мягко добавила Олову. — Рада тебе, рыжая голова.

— Здгавствуйте, матушка, — зычно крикнул он. Голос у него тут же присмирел.

Я поджала губы. Ну Олову-то как я буду мамой, если мы друзья? Агла порой совершенно невыполнимые задачи задает.

Еще раз глянув на него, я принудительно представила его своим сыном.

— А что со спиной-то? — подражая певуче-сочувственному тону Аглы, я пыталась сдержать разъезжающиеся в улыбке губы.

— Ой, болии-ит, — он насмешливо передразнил меня. Больным не выглядел.

И тоже материнский тон не принял.

Это стерпеть я не могла, и бросила в него тряпкой, которой протирала стол. Пригнуться друг не успел.

— Не у меня болит, мать жалуется, — уже серьезнее добавил, возвращая назад тряпку.