Книга Волчья ягода, страница 83 – Екатерина Началова

Зарывшись лицом в бедро сына, Вирана разрыдалась.

— Вместе вы родились... Сестра она тебе!

Где-то под полом дома возилась, скреблась мышь. Тиром мышь не чуял, но слышал и от этого чувствовал себя так, будто он — только наполовину он. Где вторая половина, не знал. Голова трещала, неработающий нос ныл. Ему казалось разное: то виделось, что мать сошла с ума, то другое — будто он сам. Он покрепче вцепился в стол, стараясь стоять прямо.

— Летней ночью рожала... — мертвенно бледная Вирана после истерики говорила безжизненным голосом. Отодвинувшись подальше, Тиром слушал ее, сжимая зубы: покинувшая тело ярость после драки звенела опустошением и Волк едва стоял на ногах. — Сначала ты появился. Заревел так, что уши заложило...

Она чуть улыбнулась.

— А потом еще одна схватка пошла... И следом девочка вышла. Не ждала я ее, да и никто. Маленькая, слабенькая... Не дышала долго, но потом запищала все-таки. Ты-то басом заревел, а она — тихонько, как зайчонок. Как вместе вас положили, ты ручкой ее накрыл, а она — раз — и успокоилась. Затихла.

Смахнув слезу, Вирана улыбнулась, а Тиром сморщился как от боли. В полуденном спокойном зное дня слова матери он ощущал странно. В такие часы надо говорить о спокойном, бытовом — об урожае, ножах, случаях смешных... А не о том, от чего ноет и тоской рвет на части.

— Сразу я неладное почувствовала... Как волчонок рождается, стая слышит, чувствует своего. Тебя услышали, а ее — нет, будто и не родилась вовсе. И запах не тот. Отец бегал, кричал, что у него сын родился, а про дочь и не знал. Тишина. Повитуха поглядела, сказала — бессильная она, унести надо.

«Бессильная»... Он слышал о таких. Основная масса детей рождались средними, очень редко появлялись сильные, но случалось и противоположное: раз в несколько лет появлялись дети совсем без силы. Их в роду не оставляли. Куда такие исчезали, Тиром никогда не задумывался. Сам всегда ратовал за родовую Силу, как и многие считал, что бессильных и ущербных при рождении нужно придушивать, так лучше будет всем. Слабые уходят, сильные остаются — нечего портить род недоволками без нюха, слуха, голоса... Он уверенно рассуждал об осознанном отборе с детства, всегда, это было легко.

Было.

— Как могла я бессильную родить? Позор для семьи, рода... Мать сразу сказала, что всю жизнь будут пальцем показывать, нельзя никому говорить. И повитуха так же. Хором твердили, как повезло мне, что двоих сразу родила. Ты — нормальный, а бессильную и не заметят... Выла я, не могла дочь отдать, хоть и знала, что надо, что стая таких не принимает... Мать меня держала, повитуха пальцы разгибала. Той ночью маленькую в последний раз видела.

Остановившись, она стерла слезы. Нижняя губа Волчицы тряслась. Тиром проследил, как она поглаживает живот, будто все еще гладит там ребенка. Двух.

В глазах двоилось, стоялось сложно. Он сильнее стиснул челюсти, заставляя себя слушать.

— Бессильных лесу отдают... Кладут на землю, ягоду ядовитую дают и уходят. Лес род чистит... Повитуха утром ко мне пришла, сказала, что сделала все. Как я представила, что дочка там одна лежит, зайчонком пищит или не пищит уже... не выдержала. Кинулась по следу, а когда пришла — уже пусто, только следы, но не звериные, человеческие. Отследила я, кто забрал... По тому следу в село пришла, нашла дом. Кругами вокруг несколько ночей ходила, слушала. Узнала.