Книга Волчья ягода, страница 86 – Екатерина Началова

От перечисления вариантов стало немного легче.

— Что же теперь будет? — окончательно забыв об обиде, я распахнула глаза на Таора. Он смотрел на меня спокойно.

— Теперь — не знаю. Может скоро будем называться безносыми волками, — он чуть улыбнулся, но глаза остались серьезными. — Интересно отвар твой корневой попробовать. Сваришь? Серый готов выпить что угодно. Может и я глотну.

— Конечно, сварю!

— Обижаешься, что связал? — спросил без паузы. — Будешь травить?

По своему обыкновению Таор спрашивал прямо. Покусав губы, я поняла, что моя обида куда-то исчезла так стремительно, что я обнаружила от нее только крошечную, почти испарившуюся лужицу на донышке чаши моего терпения.

— Уже не обижаюсь, — признала. — Травить не буду. Но больше так не делай!

— Обещать не буду, — хмыкнул злой Волк, который все ещё оставался тем, кем всегда и был. Я вздохнула и не обиделась.

Таор качнул меня на ноге. Руку он пока не разжимал, крепко стискивая мне плечо. Вторая рука все еще лежала у меня на колене. Уже не пытаясь вставать, я тронула кожу около содранных костяшек.

— Болит? Тебе ничего не... поранили? — тихо спросила.

— Так... — Таор задумчиво пошевелился, будто подумал о повреждениях впервые. — Полечишь?

— Полечу...

Он потянулся, быстро стащил с себя рубаху, небрежно бросил ее на пол и повернул ко мне руку.

— Плечо прокусила... Мать его.

В последний раз шмыгнув носом, я потянулась осматривать место укуса. Волчица прорезала кожу клыками, оставив два очевидных прокола.

— Промыть надо... — озабоченно нахмурилась и потянулась встать. Таор не отпустил.

— Ты говорила, что меня надо ещё зеленью намазать, — напомнил.

Я перевела взгляд на мужскую грудь.

— Чешется, да? Где, здесь? — приложила ладонь, опять оглядывая плечи.

Впервые после начала разговора Таор улыбнулся.

— Чешется, да, — иронично подтвердил, позволяя мне трогать и разглядывать себя. — Нет, не там ищешь. Ниже. Ещё ниже. Показать?

Черная бровь смешливо приподнялась. Я вопросительно посмотрела вниз и залилась румянцем. Волк ухмыльнулся.

— Чай тоже нужен. Успокаивающий, — он повелительно приподнял пальцем мой подбородок. — У меня тут селянка на колене вертится, ёрзает мягким местом. Успокаивать нужно, утешать, а я с утра об одном думаю: как бы эту селянку...

Голос становился все тише, тише... Так и не договорив, Таор жадно захватил мои губы. С облегчением обвила руками мужскую шею, горячо отвечая на поцелуй. Я так боялась, что вчерашняя гроза больше никогда не повторится, так сильно боялась...

Подол взвился вверх, трепеща как парус, и тут же сник: сорванное с тела платье полетело в угол, замирая там беспомощной кучкой ткани. В воздух взвилось маленькое облачко бесполезной уже коры крушины, оседая на волокнах платья бурыми крупинками. Солнечный день за окнами дома улыбался понимающе, безмятежно: погода не имела значения.

***

После близости я лежала с закрытыми глазами, чувствуя как по векам невесомо прыгают просочившиеся из окна солнечные зайчики. Таор лежал за мной, накрыв своей рукой. Блаженная нега, разлившаяся по телу, утопила в себе волнения и я ощущала только одно: как же мне хорошо и лениво. Хворь, Тиром, великородные, мысли о матушке — все отодвинулось, накрытое тягучей поволокой услады. Шевелиться и думать не хотелось.

Мы лежали так довольно долго, когда мерный голос Таора нарушил тишину.