Книга Опасное положение, страница 43 – Екатерина Началова

В тот раз не знал, чего ожидать, теперь знаю. Мои шаги по белым каменным плитам ровны, но, должен признать, что я наполнен отнюдь не уверенностью. Это скорее больше похоже на обреченность смертника, который сейчас положит голову на плаху.

Когда знаешь, тяжелее. Незнание — благо.

Я снял мундир, снял жилет и рубашку, брюки, ботинки, белье, полностью оголившись. Поежившись от холода, невольно потер плечи. Знаки моей Силы — черные перья — идут от позвоночника по плечам, локтям и на половине лучевой кости останавливаются, не доходя до запястья.

Провел пальцами по крайним перьям, запоминая рисунок, и оглядел огромный каменный бассейн, распростершийся под ногами. Он не изменился. Все так же щербаты обвалившиеся от времени края и старые ступени вниз. Бассейн наполнен не водой.

В его чаше черные перья.

Вдох. Выдох.

Начнем.

Обратившись в ворона, я подлетел к краю чаши и, раскрыв крылья, стал выдергивать у себя из брюха, с боков собственные перья. По ощущениям это сравнимо с тем, как выдергивать волосы клоками. Остервенело, безжалостно вырываю из кожи глубоко засевшие очины. Некоторые поддаются только с кровью. Пуховые, кроющие, маховые перья — все идет в расход.

Это моя жертва.

Черными лепесками перья воздушно опускаются вниз, к тысячам тысяч других. Вороны жертвуют их храму и так делал каждый Ворон, живущий когда-либо. Здесь есть и мои перья, перья моих почивших родителей, перья Джа, ее родителей... Поколения поколений наших предков и ныне живущих.

Регламента нет, можешь пожертвовать сколько хочешь. Некоторые жертвуют Порядку все, прилетают несколько раз в год. Мне оперение еще пригодится, нет времени растить новое, потому я отдаю сколько могу, вырывая их так, чтобы не оставить на теле заметных проплешин и почти не отдаю маховые на крыльях: не могу сейчас позволить себе потерять в скорости и маневренности.

Скоро кожу саднит по всему телу.

На месте разрывов выступили и повисли на волокнах пера бордовые капли крови.

Отдав сколько могу, я взмахиваю крыльями и лечу в чашу бассейна, уже в полете перевоплощаясь в человека. Все порезы и разрывы кожи, которые были на теле ворона, проявляются и на человеческом облике. Погружаюсь в мягкий бассейн, раскидываю руки и жду. Больше ничего делать не нужно, теперь предстоит только боль. Легкий пух облачком поднимается в воздух от моего приземления и некоторое время парит в воздухе, постепенно оседая обратно.

Долго ждать не приходится.

В свежую ранку остро впивается стержень. Одно из перьев проникает мне под кожу, и мучительно медленно начинает движение под ней, пока не оказывается во мне целиком. Новое перо. Оно идет под волокнами кожи, по сети мышц, жил, нервов, сосудов, и это движение отдается такой острой болью, что хочется взвыть, разодрать себя, лишь бы достать это въедающееся все дальше и дальше перо.

Нельзя.

Перо идет до тех пор, пока не встанет на место, проявляясь реалистичным рисунком, который можно принять за татуировку. Сколько перьев, столько и Силы.

Следующее перо.

Острая игла встает в мое живое мясо.

Катя однажды спрашивала, как долго мне делали татуировку, и я тогда честно ответил, что это продолжалось трое суток. Она глубокомысленно кивнула. Знаю, она представила краску и острое лезвие: так делают татуировки люди. Вороны делают их иначе... Эту тайну открывать не стал, да она и не уточняла.