Книга NeuroSoul Том 1., страница 44 – Данила Скит

Они все создавались по его лекалу, росли рядом с ним, копировали его повадки, воспитывались как тогда, в его собственном детстве, а вырастали все равно другими. Неспособными принять чужое сознание. Его сознание. Снова проворонил момент, когда они обретали свою душу. Плохо…

— Что ты видишь? — спросил старик.

Мальчик должен был видеть его детство. Эрик оглянулся.

— Ничего не изменилось, — мальчик пожал плечами. — Мы же гуляли здесь вчера, и позавчера тоже. Тут нет ничего особенного.

— Расскажи, — настоял старик.

— Мы на острове, здесь вокруг море, — старик одобрительно кивнул, омыв прохладной водой ноги до икр. — Я не люблю море, там слишком много пены и водорослей. И чаек. Они слишком много кричат, даже громче, чем волны.

— А что же ты любишь?

Мальчик должен был любить каменистый склон, поросший цепкой люцерной на юге острова, их деревянное ранчо около березового пролеска и это озеро. Озеро больше всего. Старик никогда не говорит об этом мальчику, он должен был сам этого захотеть.

Стеклянные валуны на дне отражали плавающую рыбу и водоросли. Когда старик был тогда таким же маленьким, как Эрик, то задерживал дыхание и нырял на дно, стараясь разглядеть в кривом стекле свое лицо. Сплавленные бока гигантских валунов кольцевали пучки солнечных лучей, преломленные гладью воды. Каждый раз он видел разные отражения, все как один перекошенные и искаженные.

— Мне нравятся собаки дайонг, они мягкие и едят у меня из рук, — улыбнулся Эрик, шмыгнув веснушками на носу.

«Ты наивен, малыш. Ты еще не можешь распознать в чужих глазах злость, пытливость и страх. Ты не должен любить этих собак, а должен бояться. Однажды они окружили меня, загнав стаей к скале. Тогда в отражениях стеклянных валунов появилось три глубоких шрама. Но таких воспоминаний у тебя нет. Может, зря?»

Подул мягкий ветер — далекий бриз с моря, потерявший наглую терпкость и соленый запах. Высокая трава по ободу озера дрогнула.

— Держись подальше от этих зверей. Они дружелюбны только до тех пор, пока в твоих руках мясо, — это то, что старик сказал вслух.

— Я просто все время буду носить им гостинцы.

— Однажды тебе не хватит гостинцев и тогда… — старик задумался, стоит ли учить мальчика врать больше того, что он уже умеет. Наивность — ценный дар, но она тает рядом с хитростью.

— Что тогда? — ветер колыхнул рыжие кудри на голове Эрика, — Что случится, если в моих руках не окажется мяса?

— Ты перестанешь доверять и научишься распознавать взгляды.

Все они отличались от него, как близнецы из одной утробы. Сколько не одевай их в одну одежку, насколько бы ни были одинаковыми их лица, близнецы все равно будут оставаться разными. Похожесть — главный критерий, по которому сознание может найти себе дорогу в новый дом. А еще естественный рост, будто он родился и жил настоящий человеком. Только к двенадцати годам сознание созревало для новых попыток… и препятствия ему были не нужны. «Ты другой», — сказало он однажды первому юноше, который должен был его принять, и старик даже не заснул в тот раз. Но когда все же удавалось…

Иногда ему казалось, что его сознание обретает новый дом, мысли перекочёвывают в другую голову, они смазываются, ведомые неудержимой силой. Все вокруг превращается в хаос, а потом в бездну. «Такова дорога до нового пристанища», — ликовал старик в горячечных снах. Лихорадочный бред сменялся на мечты. Ему грезилось, как он просыпается, сжимая и разжимая маленькие пальцы. Потом делает вдох молодой, почти вечной грудью и не сожалеет о будущем. А на кушетке рядом с ним лежит большое старое тело, которое уже давно пахнет тленом. В этот момент он просыпается во второй раз. В том самом теле — старом, над которым нависает смерть.