Книга Почти полночь, страница 33 – Дж. С. Андрижески

Ник чувствовал себя так, словно его переехала одна из тех газонокосилок, которые он теперь тоже необъяснимо вспомнил.

Он начал задаваться вопросом, не повлияла ли на его разум простая близость к этому порталу. Поскольку он был вампиром и не нуждался в сне — или, точнее, не нуждался в сновидениях — эти вещи, казалось, возвращались к нему странными вспышками, как сны наяву. Или как галлюцинации, на самом деле.

Ничего из этого не было особенно полезным.

Ничто из этого не делало последовательность событий более ясной, логичной или правдоподобной.

Казалось, всё воспринималось им без контекста: чёрные и чалые лошади, невероятно звёздное небо, грязные рынки, нетронутые поля, Джем, смеющийся у каменного камина, обнажённый Джем на застеленной мехами кровати, океан, виднеющийся из-за песчаных дюн на оживлённой, знакомой улице, Даледжем в пляжных шортах, а затем… стоило моргнуть, и он увидел Джема верхом на лошади, в шёлковых бриджах. Ещё раз моргнуть, и вот он обнажённый, лежащий в джакузи с бокалом пива, его длинные волосы намокли, а великолепные глаза закрыты.

Некоторые из этих образов продолжали возвращаться.

Некоторые из них повторялись.

В частности, изображение падения навзничь через… что-то… Крепкая, как железо, рука Брика сжимает грудь Ника.

Бл*дские газонокосилки.

Уличные рынки, заполненные людьми, одетыми как средневековые крестьяне.

Воспоминания о том, как его раздражали воздуходувки для уборки опавших листьев, которые будили Джема по выходным, когда он пытался поспать несколько лишних часов.

Бросание Джему яблока, пока они бродили по ухоженным садам за пределами замка. Джем, смеющийся с женщиной в удивительно высоком парике в стиле Марии-Антуанетты, сам Джем в странной шляпе с пером и сапогах из оленьей кожи.

Постоянные, обыденные мысли о Джеме причиняли сильную боль в груди.

Gaos, ему нужно вернуть свои грёбаные воспоминания.

Он знал это. Они были ему нужны.

Но они могли просто убить его.

Даже зная, что Уинтер — это Джем, во всех смыслах этого слова, было всё равно трудно думать о мужчине-видящем и не испытывать ошеломляющего горя.

Вместе с этим горем пришло ещё более дестабилизирующее чувство неясных, но ярких воспоминаний о множестве лет, прожитых с невыносимой потерей. Даже самый слабый намёк на это чувство и связанные с ним воспоминания, даже самый слабый намёк на эту потерю вызывали ощущение невыносимой, мучительной боли.

Эта боль чуть не убила его.

Из-за неё он чуть не нарушил обещание, данное Джему.

«Пообещай мне, что ты не умрёшь просто так, — его бледно-зелёные глаза были суровыми, непоколебимыми, но в то же время почти отчаянными. — Пообещай мне. Пообещай мне, бл*дь, Наоко.… Пообещай мне, бл*дь. По крайней мере, не от своей руки. Не умирай из-за меня, ilyo. Живи ради меня. Я найду тебя… Я обещаю, что найду… но я не смогу найти тебя, если ты умрёшь…»

Воспоминание ощущалось как удар в лицо.

Но тот факт, что он не был уверен, что это произошло на самом деле, ранил его ещё больше.

То, что он не знал, сводило с ума.

Насколько это было иллюзией? Насколько он вообще мог себе доверять? Какие воспоминания Брик вложил в его память и почему? Насколько его жизнь была полной брехней?

Как это до сих пор имело над ним такую власть?

Ник улавливал мимолетные отголоски давних чувств, не имея возможности связать их с каким-либо реальным контекстом. Это сводило с ума — не знать, что было настоящим.