Онлайн книга «Война»
|
Она была богиней, сказал он. Она была лучше их всех. Она была лучше Ревика. Ревик противился им, доверительно сообщил ей старик. Ревик боролся с ними годами, распускал нюни и прятался, притворялся слабым и врал, избегал своих обязанностей на каждом шагу, при каждой представившейся возможности. Ревик был упрямым, напуганным, слабым. Он слишком боялся своей собственной силы, чтобы сделать что-либо, лишь десятилетиями противился своей истинной сущности. Из-за него десятки, десятки лет потрачены впустую. Касс тоже боялась. Она не говорила об этом старику, но он, похоже, знал. Он улыбался ей, ласкал и гладил её, ворковал похвалу. Он говорил, что храбрость — это бояться, но всё равно принимать тяжёлый путь. Она была его звёздочкой. Его красивой, прекрасной звёздочкой. Она была Войной, и её свет засияет ярче всех. «Ибо в её свете нуждаются в темнейшие времена…» Её ноги ступали по холодному кафелю перед ней, издавая тихие шлёпающие звуки в тишине. Пол менялся на её глазах, итальянский кафель превращался в гладкий, сине-зелёный металл. Металлические решётки, металлическая вода, металлические полы, которые дышали и согревали её ступни. Они говорили с ней. Машины, встроенные в столы и стены, говорили с ней, полы говорили с ней, сами стены. Они говорили с ней, когда она слушала, они слушали, когда она говорила. Она ощущала других существ за пределами этих толстых прозрачных стен, плавающих, плюхающих и парящих в океане. Они тоже говорили с ней. Некоторые пели для неё. Длинные ласты бесшумно двигались во тьме; они звали её и пели. Иногда она томительно желала отправиться к ним, плавать вместе с ними. Плавать. Все они здесь плавали… Она не могла вспомнить, когда они впервые доставили её в это место. Она больше не могла вспомнить, когда это всё началось, или когда это всё изменилось с того времени, когда дела обстояли иначе. Теперь боль даже ощущалась отдалённой. Она не помнила, где это случилось или когда. Она не знала, случилось ли это здесь или где-то ещё. Она не знала, куда они направляются сейчас. Изображения кренились, шаркали, изменялись… Элли смеётся на траве в парке Золотые Ворота, рассказывая ей и Джону историю, опираясь на локти, пока солнце подсвечивает её нефритово-зелёные глаза. Джон растянулся рядом с ней, одной рукой заслоняя лицо от этих самых лучей. Касс видит, как он закатывает глаза и невольно фыркает над тем, что говорит Элли. Касс не помнит конкретный день или какие-то детали истории, которую Элли дотошно рассказывает. Она не может вспомнить значимость самой истории, если таковая вообще имеется. Она помнит лишь взгляд глаз её подруги, ту усмешку её полных губ, когда она придерживает самое смешное напоследок. Она помнит, как Элли смотрит на них обоих, словно оценивает, не потеряла ли их внимание, не надо ли сделать слова красочнее, остроумнее, смешнее… Воспоминание скисает, когда Касс осознает, что она понимает. Это всё такое просчитанное. Элли не проводила время со своими друзьями. Она училась контролировать окружение, двигать людьми, подталкивать их к поступкам, манипулировать ими, заставлять плясать как марионеток на её разноцветных ниточках. Она манипулировала тем, как они её видели, как реагировали, смеялись ли они, что они о ней думали. Даже тогда Элли знала, как привлечь внимание аудитории. |