Книга Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка, страница 9 – Салма Кальк

Ага, единственный придворный бал. Значит, при дворе не фигура, так?

— А о Жермене ты помнишь? Понимаешь, его ведь так и не нашли.

Что ещё за Жермен? Я нахмурилась.

— Я не могу сказать с уверенностью, что помню.

— Ну как же, любимый секретарь Гаспара. Он был внимателен к нам обеим.

И что же скрывается за словами «внимателен к нам обеим»?

Я вздыхаю, стараюсь сделать это погорестнее. А Тереза продолжает еле слышным шёпотом:

— А о господине виконте ты тоже позабыла?

Какой ещё, к чёрту, господин виконт, Тереза? Да не помню я ничего! Расскажи сама, не мотай душу!

То есть, мне хотелось сказать это громко, но я не решилась. А Тереза вдруг запнулась, вздохнула… и начала говорить, сбивчиво и тихо.

— Ну как же, ты его любила, сильно любила. Была готова слать ему письма, но я не решилась передавать, Гаспар следил. И Жермен следил. Хоть одна записочка — и ты бы погибла. И даже беременность не спасла бы тебя, если бы Гаспар разгневался.

О как. Есть шанс, что ребёнок был не от мужа? Или нет такого шанса? Что вообще эта самая Викторьенн думала о своём муже и своей жизни?

— И что же, ты думаешь, у Гаспара было, за что гневаться на меня? — спросила я так же тихо.

— Ты всегда говорила, что за мысли и мечты не спросят. И что в мечтах мы всегда свободны, как бы оно ни было на самом деле.

О как, Викторьенн, оказывается, была прямо философом, так выходит. И принимала судьбу, как она есть? Или нет?

— Я и сейчас так думаю. Но вдруг у нас появилась возможность не только мечтать? — прошептала я Терезе в ответ.

— Это было бы замечательно, и я хочу этого больше всего на свете, господь свидетель, — радостно рассмеялась Тереза. — И я счастлива, что мы с тобой снова вместе. Все эти дни мне было совершенно не с кем пошептаться, поговорить о самоуправстве Эдмонды, посмеяться и поплакать. Как хорошо, что ты вернулась к нам!

— На всё господня воля, — сказала я на всякий случай.

— Это точно. Но теперь-то, когда господь помог, остальные пускай тоже помогают! И господин Фабиан, и господин Тиссо, и господин Палан! Ты вдова Гаспара, и ты носила его ребёнка, и не твоя вина, что тебе не дали его доносить. У тебя все права.

Интересно, думала я. Ты так говоришь потому, что искренне заботишься обо мне, или потому что подруга всегда заботилась и о твоих нуждах тоже? Ладно, послушаем завещание и поступим исходя из того, что услышим.

— Спасибо тебе, что веришь в меня, — улыбнулась я и пожала Терезе руку.

Слабо и еле-еле, но по её ответной улыбке и ещё каким-то образом поняла, что она ожидала от меня именно этого.

Но для того, чтобы покинуть комнаты, мне следовало одеться. Да не как-нибудь, а как подобает. И это оказалось… своеобразно.

Я уже думала, что выпавшие мне место и время очень похожи на нашу Францию середины восемнадцатого века. Я немного читала об этом — забавы ради, было интересно. Во время учёбы в университете — литературу эпохи, а потом ещё и некоторые другие источники. Потому что… было нужно.

Ещё до болезни я три года танцевала в любительском коллективе — мы занимались как раз эпохой барокко и рококо. Я была привычна к музыке, разбирала нотацию, которой записывались схемы танцев, умела сделать ногами нечто, недоступное тем, кто не учился специально… и носила костюмы. Мы шили их сами, или заказывали разбирающимся в теме мастерам. Так что — некоторый опыт у меня внезапно был.