Книга Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка, страница 11 – Салма Кальк

— Что ж такое-то, госпожа Викторьенн, как же мы вас оденем-то, — вздыхала Жанна.

— Ничего, Жанна, сейчас придумаем, — командовала Тереза. — Не утягивай корсет совсем, только зашнуруй, и достаточно. А платье подошьём, если будет свободно.

Насколько я понимала про эпоху, платье и прочее бельё — индпошив, то есть — шили на Викторьенн и по её меркам. Судя по корсету, у неё имелась недурственная грудь, не слишком тонкая талия и заметные бёдра. Сейчас же и грудь поуменьшилась, и талия стала тоньше — поголодай-ка три недели! Но девы колдовали надо мной прилежно и тщательно, и скоро сказали — готово. Я поблагодарила, и сделала два шага до зеркала.

Шаблон попаданки — смотреть в зеркало и осознавать, что такое тебе выдали в новом мире. Мне выдали нечто заморенное и несчастное, к тому же одетое не по размеру. Как с чужого плеча, право слово.

Викторьенн была невысока, и наверное, выглядела этакой привлекательной темноглазой пышечкой, мне так показалось. То есть по моим домашним стандартам она бы выглядела пышечкой. Здесь-то вряд ли, я так думаю. Цвет волос я пока не поняла, ладно, помоюсь — разберёмся. А как здесь ухаживать за собой… тоже разберёмся.

— Нужно румяна наложить, — Мари уже несла склянку.

— Нет-нет, Мари, не нужно. Буду шокировать всех интересной бледностью, — усмехнулась я. — Я болею, или как? Могу позволить себе выглядеть немного несчастной.

— Как знаете, госпожа Викторьенн, — по виду Мари, я теряла шанс самое малое на всю оставшуюся безбедную жизнь, но настаивать она не осмелилась.

Я почему-то отлично понимала всю их мотивацию. Или здесь всё совсем просто, или моя предыдущая жизнь научила разбираться в людях?

Ладно, идём дальше. То есть — я взяла за руку Терезу, и мы отправились в столовую.

Я порадовалась про себя, что здешней версии меня не положено ходить одной, потому что я бы непременно заблудилась — куда идти-то, не знаю. Дом господина Гаспара оказался велик. Три этажа, ходы-переходы, много людей — кто кланяется, а кто и шныряет из-под ног, пряча глаза, и неизвестно, что говорит нам в спину, когда мы не видим и не слышим.

Дом полон людей, и наверняка у них есть своё мнение о том, кто должен здесь командовать. Да только их же никто не спросит, верно?

Тереза привела меня в светлую комнату, где за столом уже разместились двое. Известная мне Эдмонда, баронесса Клин-сюр-Экс, такая же строгая и серая, как обычно, и молодой человек лет двадцати пяти, наверное — это и есть её сын. Обильно припудренный, с напомаженным лицом, одежда сверкает серебряной вышивкой, под горлом кружевное жабо. Да уж, маменька жалеет денег на себя, но не жалеет на Симона.

— Поднялась, значит, — прошипела госпожа Эдмонда.

Я уже знала, что ей сорок два года, и что её сын старше нас с Терезой, ему двадцать пять.

— Не вашими молитвами, — промолвила я, садясь на отодвинутый слугой стул.

Тереза разместилась рядом.

Так вышло, что хоть стол и был круглым, но сидели мы двое по двое — мы с Терезой напротив Эдмонды и Симона. И передо мной вальяжно расположился именно Симон.

— И что же, тётушка Викторьенн, вы уже здоровы? — лениво поинтересовался он.

— Почти, — сообщила я.

— И что собираетесь делать дальше? Вы ведь уже присмотрели себе другого мужа?

А на лице прямо написано — проваливай из этого дома. Если бы не какие-то представления о воспитании, то прямо так и сказал бы.