Книга Я сделаю это сама, страница 9 – Салма Кальк

- Прости, - вздохнула пухленькая Марья, подумав. – Но ты ж понимаешь, нам же нужно госпожу Женевьев поставить на ноги. Она ж и в воду холодную упала вчера, и теперь лежит, не шевелится! Она же даже в Бастионе каждое утро, поднималась и по камере ходила – говорила, что если не будет ходить, то совсем рассыплется, а ей ещё отомстить врагам и клеветникам нужно. Нет, я сама не слышала, - вздохнула Марья, - мне рассказывали, когда спрашивала о ней, я-то не в соседней камере была, не рядом. И потом тоже, пока добирались, а сама понимаешь – добирались долго и сложно, два месяца без малого. Она ж говорила всё время, что не всё ещё потеряно, и справедливость непременно победит, потому что иначе не бывает, и потому что бог за всем приглядывает, и не оставит дело так.

- Бежать, что ль, собралась? – нахмурилась вторая тётка, тощая.

- Отсюда не сбежишь, - покачала головой Пелагея. – И зачем? Жить и тут можно.

- А вы госпожа Трезон, вообще помолчите, - сверкнула на тощую глазами Марья. – Вас вот забыли спросить, кому куда бежать.

- Так придёт время, спросите ещё, - усмехнулась та, не пойми, чему.

- И не подумаю. Господина дознавателя при вас больше нет, и господина кардинала тоже нет. Никого нет, только вы. А госпожа оклемается и посильнее вас будет, ясно вам? – теперь Марья наступала на тощую госпожу Трезон.

- Поговори у меня, - нахмурилась та.

- А и поговорю. Нет больше вашей власти тут, ясно?

- Это мы ещё посмотрим, - хорохорилась тощая, но что-то мне подсказывало, что полной уверенности у неё нет.

- А ну брысь обе, - сверкнула на них глазами Пелагея, и обе посторонились, пропустили её к моей лежанке. – Меланья, неси кисель.

Я наконец-то смогла разглядеть Меланью – девочка-подросток, с длинной чёрной косой, немного похожая на Пелагею. Дочка? Она с поклоном подала керамическую чашку и деревянную ложку, Пелагея приняла.

- Придержи, - кивнула на меня.

Девочка подошла, приподняла меня за плечи – с той бесцеремонностью, которая говорит об опыте – а Пелагея зачерпнула ложкой кисель и понесла к моим губам.

Ну вот, дожила, с ложки уже кормят. Это было… как-то неправильно это было, я ж должна сама. Но сама не могу, губы-то еле шевелятся, и глотаю тоже еле-еле. Кисель оказался черничным, несладким, вкусным. Самое то, что я могу сейчас проглотить.

Небольшая чашка вскоре показала дно, и Меланья опустила меня на подушку.

- А воды… можно? Запить, - проговорила я.

Сил как не было, так и нет, и ещё голова разболелась.

- Чего ж нельзя-то, - Пелагея кивнула Меланье, и я услышала, как что-то открывается, дальше определённо зачерпнули – канистра с водой у них тут, или бак?

Девочка принесла глиняную чашку, подала Пелагее, снова приподняла меня и придержала, а старшая помогла мне напиться.

Дальше я снова дремала за шторкой, пытаясь найти такое положение, чтобы не ныла голова. Но увы – слева в лоб как будто гвоздь забили, и как ни поверни эту самую голову, лучше не будет.

- Чего мечешься? – это снова Пелагея. – Твоих я на двор отправила, пусть там пока, потом разберёмся. Нечего им тут базар устраивать посреди избы.

- Есть что от головы? – пролепетала я.

- Чего? – не поняла хозяйка.

- Голова… болит. Кажется, сильно.

Дома я при малейших признаках такого вот приступа боли хватала и пила какое-нибудь лекарство, и с собой в сумке у меня всегда что-то было. А если так прихватит, что и таблетки не помогают – то кто-нибудь ставил мне укол обезболивающего. На работе – Алина, дома – Женя, ему пришлось научиться. А тут что делать?