Книга Проклятие черного единорога. Часть третья, страница 59 – Евгения Преображенская

— Ты всё больше разжигаешь моё любопытство, учёная, — лукаво улыбнулась демоница. — Полагаю, речь пойдёт о науке, в которой я сильна?

— Ну да… — Дженна покраснела и, глубоко вздохнув, заставила себя произнести: — Эфедера, научи меня, как доставить удовольствие… мужчине. Пожалуйста, — робко добавила она, но, видя, как загорелись хризолитовые глаза демоницы, предупредила строже: — Меня интересуют основы, углубляться не надо. Хвостик свой при себе держи, а то я его тебе подпалю.

— Так точно, госпожа, — поклонилась Эфедера Уиренса.

* * *

Оказалось, что демоны — daimon — были вовсе не такими уж и кровожадными тварями. Как и феи, они принадлежали к высшим видам типа fata, также называемым гениями, духами и волшебными существами.

Когда-то брауни Трох Картриф рассказывал Дженне, что в отличие от бесплотных духов — коими являлись Малахитница или Ледяница — у подобных fata наличествовали не только призрачное fata-corpus, но и вполне осязаемое, как могла убедиться чародейка, биологическое тело. Они обитали в обоих мирах: плотном и тонком.

Кузнец Кай Двейг повествовал ей о временах, когда духовные и физические плоскости Сии были едины. До нашествия Бурь духи, феи, демоны и даже боги жили среди alviiformes и людей. Но сегодня fata стали редкими гостями в человеческой реальности.

С тех пор, как Бури раскололи Сию, волшебные существа проявляли свой истинный облик лишь там, где разрозненные плоскости приближались друг к другу, как это было на Севере, или даже соприкасались, как в Ферихаль.

Человеческое определение «нечисть», как и «нелюдь», считалось ферихальцами в высшей степени неприличным. По мнению благородных столичников, подобным образом стоило обозначать самих людей — подчас менее чистоплотных, чем те, кого они именовали «нечистыми».

Прогуливаясь по, несомненно, чистым и просторным улицам Амира, Дженна разглядывала эльфов и их будто игрушечные дома-гнёзда, свитые на деревьях из живых ветвей или слепленные из белой глины. По сравнению с постройками Айваллина, в которых каждый камень будто пел о многих веках блеска и величия культуры сидов, даже крупные сооружения Амира были построены проще и носили временный характер. Помимо королевского дворца, разумеется.

Повинуясь старой привычке наёмницы, Дженна изучала более привычную архитектуру из мрамора и ракушечника; она запоминала сплетения улиц, вымощенных узорами из гальки, и расположение площадей. Чародейка по-детски восторгалась дивными садами, пестреющими невиданными цветами и, запрокинув вверх голову, подолгу рассматривала гигантские деревья с раскидистыми кронами.

— А где находятся древа Сэасим и Элим? — спрашивала Дженна у Эфедеры Уиренса.

— На Цветгоре, вершина которой — весь Амир, — отвечала суккуб.

— Как же это? — удивлялась чародейка. — Город же расположен на равнине!

— Это с твоей стороны сферы, — объясняла демоница. — В моей плоскости — это гора и два колоссальных размеров древа, растущих так близко друг к другу, что их кроны сливаются в объятьях… Для тебя они будут сокрыты за вуалью мира до самого Праздника, и никакое даже самое острое магическое зрение не поможет их увидеть.

— До Праздника? — переспрашивала Дженна.

— Праздник Равноденствия — Великого Равенства Света и Тьмы — будет длиться семь дней, — поясняла демоница. — Однако самые торжественные из них — первые три. Вуали будут падать поочерёдно. В ночь первых суток падёт покрывало с древа Смерти. На это время наш хранитель наденет чёрное, чтобы выказать честь силам Ночи. Древо Любви обнаружит себя лишь на утро третьего дня. Тогда же Пресветлый Индр сможет облачиться в белые одеяния. Впрочем, людей это правило не касается… Для большинства созданий все ночи Праздника — сплошное веселье.