Книга Неладная сила, страница 267 – Елизавета Дворецкая

Тут захохотали все – сидя на земле, катаясь вокруг ямы, пихая друг друга от избытка чуств, швыряя серебряными старыми кунами. Потерев одну монету о траву и подол рубахи, Воята увидел на ней славянские буквы и даже отчасти разобрал надпись: «а се его серебро». Буквы окружали изображение чего-то вроде шипа с тремя концами, один из них был в виде креста – стало быть, уже крещеных времен куны. На другой стороне виднелось изображение бородатого правителя с царским венцом на голове.

– Это Солнце-Князь, – уверенно определил Демка, которому Воята показал рисунок. – Видишь, у него вокруг головы солнце?

– Ты откуда знаешь? – удивился Воята.

– Не знаю… Вроде видел где-то… не помню.

– Тут крест на маковке у него. И написано… – Воята вгляделся, – «плк на стол…»

Остальные буквы затерлись, и полного имени древнего князя он не разобрал.

Отхохотавшись и отдышавшись, стали выгребать из ямы серебро и складывать в мешок, припасенный для колокола. Груда все росла – монет, подвесок, браслетов, каких-то обрубков были многие сотни. Нашлись два толстых, крученых серебряных обруча шириной с небольшое решето. Под конец вытащили котел – вместительный, изрядно проржавевший. Долго шарили на дне ямы и в выброшенной земле, стараясь убедиться, что не упустили ничего.

– Вот, а я вам говорил! – сказал довольный Демка, когда собрались наконец вниз, к озеру. – Зааминили вовремя – клад и дался.

– Только пещеру мы не нашли, – вздохнула Устинья.

– Найдем еще пещеру, – ласково сказал Воята и обнял ее за плечи. – Просто не в этот раз. Зато теперь будет у тебя такое приданое, что сыновья боярские у вас под воротами передерутся.

– Я уж видела двоих… – Устинья скривилась, – один на другом верхом ехал. Больше не хочу.

– Да пошли бы они… – Демка вдруг помрачнел от мысли, что Устинья как невеста разом разбогатела и теперь будет осаждаема лучшими женихами даже, пожалуй, из самого Новгорода.

Что одновременно разбогател он сам, Демка вовсе не думал.

– Мы теперь во всей волости первые женихи! – ликовал Домачка. – Даже к Демке невесты теперь полетят, как мухи на мед! И девушки, и вдовушки!

Устинья при этих словах невольно бросила взгляд на Демку; он как раз посмотрел на нее, и оба отвели глаза. А ведь Домачка сказал правду. Даже разделенный на девять частей – парни согласились с Воятой, что Устинья должна получить отдельную долю, – клад сделал всех их богачами. На свою долю каждый парень мог завести хозяйство, привезти с новгородского торга разной утвари и платья цветного, увешать будущую жену перстеньками и прочим узорочьем. Решили в Сумежье пока не возвращаться – о главном, о поисках колокола, забывать не стоило, – и отдали клад на сохранение Куприяну, а тот, плотно завязав его в пару мешков, намекнул, что поставит сторожить своих шишиг. Самое для них дело. «Заодно и пересчитают наше богатство», – пошутил он, и парни закивали. Никто, даже Воята, как самый из них грамотный, не мог сказать, сколько там серебра, если пересчитывать в гривны. Для этого требовались весы и умение считать куны, которым здесь никто не обладал. Но и так было ясно: неведомо кем и когда оставленный клад – это богатство, способное каждого из них сделать другим человеком.

От радости все весь день были как пьяные, только и мечтали наперебой о будущем счастье. Кроме Демки.