Онлайн книга «Неладная сила»
|
* * * – Да лешачья ж матерь! Куприян застыл в полусотне шагов от борозды, где вчера в густых сумерках похоронил каменного бога. Найти место было легко – там осталась яма, сохранившая очертания идола, где он пролежал эти двести лет. Куприян привез лопату и значительно углубил яму, чтобы ни в этот раз, ни через десять лет больше не задеть погребенного бога лемехом. Запихнул того в яму, воровато озираясь, – «Будто тело мертвое хороню!», потом сказал он Устинье. Никого не приметил и понадеялся, что дело окончено благополучно. Но покой не пришел. Всю ночь Куприян ворочался, а утром по дороге на поле томился неясными предчувствиями. И вот вам! Каменный бог стоял на том же месте, в конце борозды. Отсюда его уже хорошо было видно среди серовато-бурой земли, будто и не зарыли его только вчера на аршинную[5]глубину. Оглядевшись, Куприян медленно подъехал к краю поля, оставил лошадь, подошел и с досадой уставился на каменного бога. Теперь он ясно видел грубые черты лица – в них задержалась земля. – Что же за бесы тебя вырыли, а? – Куприян хлопнул себя по бедрам. – Ты просил тебя на прежнее место свезти – я свез! Просил положить где было – я положил! Лежи себе, отдыхай! Зачем вылез, бесяка неладная? Каменный бог молчал, но, как показалось Куприяну, в прямой черте его рта проступила ухмылка. Куприян еще раз огляделся. – Куда ж тебя девать-то, покуда люди не увидели? Скажут ведь, Куприян-де мольбище идольское устроил, да прямо посреди поля! Закопать снова? Напрасный труд – идолище снова выберется. Зашумел ветер в вершинах сосен. Куприян бросил взгляд на бор в урочище Тризна, куда упиралось дальним краем поле. Туда его свезти? В урочище никто не ходит, там, если и вылезет, никто его не заметит… Три дня прошли спокойно. С пахотой под овес Куприян закончил и перешел на другую делянку, под рожь, что лежала совсем в другой стороне. Сеять было еще рано – слишком холодно, тепло не установилась, – но он с тревогой думал о том, что будет, когда придется вновь явиться на поле возле Тризны с лукошком семян. Об этом Куприян думал, когда сидел на крыльце, занятый починкой сбруи. Рано утром снова прошел снег, но быстро растаял, к вечеру выглянуло солнце, стало светло и радостно. По соседству, на Левшином дворе, переговаривались бабы. Залаял тамошний пес, отмечая прохожих, калитка с улицы приоткрылась, во двор ворвался Черныш, кинулся к хозяину, стал прыгать от радости – соскучился, пока гулял. За ним вошла Устинья с лукошком – ходила за травами для щей и для запасов целебных зелий. Мать-и-мачеху, медуницу собирают в эту пору, сейчас они в наибольшей силе. Подойдя, Устинья поставила лукошко на землю и села рядом с Куприяном. Видно, устала, – ушла давно, по лесу ходила долго. От ее серой свиты, от толстого платка, наброшенного на плечи и сколотого у горла, веяло свежестью холодной лесной земли. – Дядька… – вздохнув, начала она. – Дядька… а я ведь видела его. Куприян повернул голову. Устинья не смотрела на него, сидела выпрямившись, губы сжаты. Кого – его, и без слов ясно. – К жальнику ходила? – угрюмо спросил Куприян. – Зачем туда забрела? – Да сама не знаю… Я в том дальнем лесу ходила, сморчки искала, а будто меня зовет кто: пойди да пойди в Тризну, погляди, как он там… Три круга сделала, потом ноги сами понесли… А он там – между курганами, под сосной, стоит себе… |