Книга Моя сводная Тыковка, страница 5 – Ольга Коротаева

Подхожу к двери, на которой написано «Самушкин А. С.», стучу и открываю.

— Артур Сергеевич, можно с вами поговорить?

— Заходи, Ковка, — громогласно отвечает он.

Бывший боксёр, широкий и приземистый, наш декан казался боровичком. Широкой души человек с обострённым чувством справедливости и непростой судьбой, он мне всегда импонировал. Поэтому я надеялась на помощь, но…

Столбенею, заметив в кабинете Марата. Чемпион сидит на кожаном диванчике и попивает чай. При виде меня кривится и отставляет чашку, поднимаясь на ноги.

— Не буду мешать.

— Что ты?

Хохотнув, Самушкин хлопает молодого человека по спине. От такого дружеского жеста даже мои сто кило бы откинуло к стенке, но Ахматгариев стоит, напоминая скалу. Всё же чемпионом его объявили не за красивые глазки.

«А они действительно красивые, — поймав взгляд чёрных, как ночь, глаз, я на миг теряюсь. Но тут же встряхиваю волосами и сжимаю кулаки. — Но это его не спасёт».

— Артур Сергеевич, — решительно говорю декану. — С каких это пор наш университет поощряет рабство?

Декан округляет глаза, а Марат дёргает уголком твёрдых правильно очерченных губ и прищуривается, одаривая меня насмешливым взглядом.

— О чём ты, Ковка? — обретает дар речи Самушкин.

— О том, что меня практически отдали в рабство этому господину, — киваю на Ахматгариева.

— Господину? — посмеивается декан, полагая, видимо, что я шучу.

Но я серьёзна, как всегда. Марат, возможно, привык, что все его капризы выполняются беспрекословно, но я никому не позволю садиться мне на шею!

— Николь Романовна сказала, что мне предстоит работать за него, — спокойным голосом, хотя всё внутри горит от несправедливости, поясняю я. — Мол, он будет считаться старостой нашей группы, а мне придётся прикидываться дурочкой и выполнять чужие обязанности.

Декан заливисто смеётся:

— Татьяна, ты наверняка что-то не так поняла!

На миг я сомневаюсь, но тут же встряхиваю волосами. Если Самушкин ничего не знал, я открою ему глаза на творящееся безобразие. И повторяю фразу Царёвой, в точности копируя все интонации, а потом в упор смотрю на чемпиона, хотя обращаюсь к декану:

— Что из слов Николь Романовны я не так поняла?

Декан мрачнеет и быстро оглядывается на Ахматгариева:

— Ты что-то об этом знаешь?

Тот скрещивает руки на груди и качает головой, а потом медленно и чётко, будто разговаривает с маленьким ребёнком, произносит:

— Подозреваю, что Татьяна Ковка за что-то затаила на меня обиду и теперь, когда я вернулся в университет, изо всех сил старается отомстить.

У меня от изумления даже рот приоткрывается, но я спохватываюсь и тыкаю себя пальцем в грудь:

— Я?!

— А кто сейчас пытается подорвать мой авторитет, чтобы вернуть себе место старосты группы? — Марат выгибает смоляную бровь. — Разве не ты?

— И в мыслях не было, — возмущаюсь я, но потом стараюсь сдержать праведный гнев и снизить тон голоса, подключая логику: — Давай начистоту. Ты понятия не имеешь ни об обязанностях старосты, ни о планируемых мероприятиях, ни о подготовке к ним. Идёт третий год обучения, и у меня больше опыта. Если тебя назначат старостой, мне придётся продолжать делать то, что я делала, чтобы всё было правильно.

— Если короче, то ты утверждаешь, что я не справлюсь, — он снова кривит губы. — Интересно, с чего такое предубеждение?