Книга Хозяйка проклятой деревни, страница 65 – Данта Игнис

 – И яд в придачу,  – добавил Пригар, стаскивая с телеги мешки.  – Красиво красным светится.

Пригар подразумевал киноварь, она ядовита, так как содержит ртуть.

Шахта зияла черным ртом в скале, изрыгая запах сырости и старой меди. Пригар, прислонившись к тачке с инструментами, курил самокрутку. Его лицо, изрезанное морщинами глубже, чем штреки в этой горе, кривилось в усмешке:

 – Ну что, хозяева, начинаем оживлять покойничка?

Дни пролетали в работе. Мы расчищали тоннели, чинили лебедки, а по вечерам, сидя у костра, Зен рисовал схемы амальгамации. Его пальцы, грубые от работы, ловко выводили линии реторт и конденсаторов.

 – Отец плавил так,  – он тыкал в чертеж обугленной палкой.  – Ртуть растворяет серебро, потом мы выпариваем…

 – И получаем чистый металл,  – закончила я, попивая сладкий травяной отвар.  – Если не взорвемся.

 – Не взорвемся,  – Зен улыбнулся впервые за день.  – Я же здесь.

Пригар храпел у камней, укрывшись мешковиной. Зен замолчал, глядя на огонь.

 – Ты почему доверила это мне?  – спросил он вдруг.  – Рудник. Ты же могла нанять кого-то получше.

Пламя трещало, выгрызая звезды из углей. Где-то вдалеке завыл ветер.

 – Потому что ты веришь, что здесь еще есть жизнь,  – ответила я, кивая на шахту.  – А не только камень.

Зен хмыкнул, но не стал спорить.

На третий день мы нашли первую жилу.

 – Смотри!  – Пригар, обычно угрюмый, закричал, как мальчишка. Его кирка звякнула о стену, и отколовшийся камень брызнул бледным блеском.

Серебро. Небогатая прожилка, но настоящая. Зен прижал ладонь к холодному металлу, закрыв глаза:

 – Отец… ты был прав.

Мы праздновали у костра с жареным мясом и вином из деревни. Даже Пригар разговорился, вспоминая о юности.

Костер трещал, вырывая из темноты наши лица  – Зена, Пригара, мое. Пламя лизало ветки, отбрасывая танцующие тени на скалы. Зен сидел слишком близко, его колено в потертых штанах касалось моего. Нарочно? Случайно? Он наклонился, и запах дымного вина смешался с ароматом сосновых шишек, что горели вместо дров.

 – Эй,  – его голос, еще не огрубевший до конца, прозвучал нарочито глубже. Пальцы, перемазанные сажей, вертели ветку.  – Ты сегодня молчишь, как эта шахта.

Он пытался шутить, но взгляд его  – тяжелый, медного оттенка, как руда в свете фонарей  – выдавал напряжение. Семнадцать лет. Широкие плечи, которые он все расправлял, когда думал, что я смотрю. Руки, привыкшие к тяжелому труду, но дрогнувшие сейчас, когда он протянул мне флягу.

 – Просто устала,  – соврала я, отпивая. Вино обожгло горло.

Зен не отводил глаз. Он изучал меня так, будто пытался разгадать рунический шифр,  – пристально, с упрямой наивностью юности. Его нога чуть сильнее прижалась к моей.

 – Ты ждешь, что он вернется. Илидан.

Сердце рухнуло в желудок, будто сорвавшись с обрыва. Пригар, сидевший напротив, замер с самокруткой на полуслове.

 – Не…  – начала я, но Зен перебил, швырнув ветку в огонь. Искры взметнулись к звездам, осыпаясь пеплом на его куртку.

 – Не ври.  – Его челюсть дернулась.  – Деревня шепчется. Говорят, он свяжется с троганами. И ты…  – голос сорвался, выдавил:  – Ты веришь ему больше, чем нам?

«Нам». Не «мне». Умный мальчик. Прячет свое «я» за общим. Но его рука легла на мою  – на мгновение, будто оправдываясь: случайно.

 – Это неправда!  – вырвалось резко, эхо ударило о скалы. Пригар присвистнул, делая вид, что копается в котомке.