Книга Наши бабки на графских грядках, страница 53 – Елена Северная

– Ух ты! – высказался дух, исследовав графское подношение. – Не поскупился! Смотри, Дашка, какая красота! Это ж целое состояние!

Я мазнула равнодушным взглядом на великолепие, что надменно сверкало из-под открытой крышки, и пошла в ванную, даже не заметив, как в зеркале отобразилась Леонсия, и как Карлуша с ней многозначительно переглянулся.

Через час я была потеряна для общества и, вообще, мира. Я кайфовала… Светка часто, закатывая глаза, пересказывала мне страницы фэнтезийных книг, где героиню собирают на бал горничные, и как те мучились в ванной и под умелыми руками массажисток. С уверенностью могу сказать – брешут. Ей-богу! Как можно мучиться, когда ты лежишь в тёплой водичке, а кто-то моет твоё тело и волосы? Да я чуть не заснула! Хотя, может, тем героиням попадались криворукие мастера. Или они сами были привередами. Мне же достались самые настоящие феи, а выпендриваться я с детства не привыкла. И не потому, что я такая покладистая, просто все мои потуги в этом направлении пресекались на корню. Не каждый может выдержать изощрённые наказания бабы Тани за своеволие. Баба Нюся, конечно, действовала проще. По её словам – «Треба буть ближче до природы, бо людына – тварина стадна». Поэтому, венцом моих взбрыкиваний всегда была прополка и рыхление капусты или свёклы. Это, я вам скажу, сущий ад. Представьте себе: лето, жара, рядки длинной метров в пятьдесят, а ты в сарафане и тюбетейке с тяпкой наперевес… Жуть! У меня после одной такой вылазки с непривычки вся кожа на плечах обгорела. Потом неделю ошмётьями слезала. А баба Нюся похохатывала:

– Це у тебя, Дашка, гены просыпаются. Мамка твоя в роки змеи народилася, ось з тебе гадючья шкура и злазиет.

А двоюродный брат Сашка добавлял в унисон:

– Та не-е-е, баушк, цэ вона линяе, як Жучка. Стара шерсть, то бишь, кожа, слазие, а нова нарастае. Яка вона у тебе? Нежна и бела?

Ржали тогда надо мной всем семейством. Но, надо отдать должное, затем и сметаной мазали также дружно, и кто-нибудь обязательно заставлял надевать хлопковую рубаху с длинными рукавами, когда в очередной раз бабуля отправляла меня на «искупление грехов» за своё «негожое» поведение. Несколько таких «разов» – и охота показывать характер на публику превратилась в рудимент, отпавший за ненадобностью. Братья и сёстры, конечно, ещё долго подкалывали и устраивали розыгрыши, но я умнела с каждым днём, поэтому мстила с коварным изяществом – не подкопаешься. А вообще, в деревне у бабули было весело. Несмотря на шутливую возню между собой, мы всегда становились единым целым в противостоянии с молодёжью соседнего хутора. Да и оно, это противостояние, было скорее, как дань старинным традициям. А так – жили все дружно, помогали друг другу, как говорится, и в труде и в быту. Э-э-х, что-то я расчувствовалась… Даже глаза повлажнели.

Короче, через четыре часа меня натокмачили обедом, состоящим из запеченной куриной грудки и горстки салата, заколеровали это всё чашкой кофе с какой-то травкой, и затолкали в привезённое платье вместе с моими возмущениями по поводу скудности обеда. Ну как так? Одна маленькая грудка и ложечка салата?

– Леди, наедаться перед балом нельзя, – выговаривала мне старшая из мастериц, одновременно затягивая корсет. – Как Вы в таком платье пи́сать будете? Придётся терпеть почти до полуночи!