Книга Горячие руки для Ледяного принца, страница 65 – Рита Морозова

В этот момент в лазарет ворвались первые беженцы с передовой. Не добровольцы — беглецы. Истекающие кровью, обмороженные, с безумием в глазах.

— Все пропало! — кричал один, падая на колени. — Они прорвались! На улицах! Ледяные волки… они рвут людей! Маги… они везде!

— Северный бастион пал! — выл другой, прижимая окровавленную руку к груди. — Торвик на площади! Он идет к замку!

Хаос в лазарете достиг предела. Те, кто мог, попытались вскочить, спрятаться, схватить оружие. Смерть ворвалась в последнее убежище.

И тут в моей груди камень взорвался теплом. Не просто искрой. Мощным, болезненным толчком, как удар тока. По телу разлилась волна жара, не согревающая, а обжигающая. Я вскрикнула, схватившись за грудь. Перед глазами поплыли круги. Но вместе с болью пришло… знание . Мгновенное, ясное, как удар молнии.

Это не просто проклятие. Это симбиоз. Древняя магия смерти и льда, вплетенная в саму кровь королевской линии. Но ей нужен противовес. Жизнь. Чистая, жертвенная жизнь. Ключ… ключ не в том, чтобы согреть Кайлена. Ключ — в том, чтобы стать мостом. Передать не тепло, а САМУ ЖИЗНЬ. Противоположность льда — не огонь. Это ЖИЗНЬ. Но для этого… нужно отдать все. Без остатка. Любовь. Силу. Саму душу.

Видение погасло так же внезапно, как и возникло. Оставив меня стоять посреди хаоса лазарета, дрожащую, с бешено колотящимся сердцем и камнем, который пылал в груди, как раскаленный уголь. Я поняла. Поняла, что такое мой дар на самом деле. Поняла, что нужно сделать. И поняла цену.

Я огляделась. Ад вокруг. Южане рвутся к замку. Кайлен умирает, утягивая за собой королевство. И я… я была ключом. Единственным ключом. Бесполезная, пустая, но… последняя надежда.

Страх был чудовищным. Страх смерти. Страх небытия. Страх раствориться окончательно. Но сквозь него пробивалось нечто иное. Ясность. Решение. И та самая любовь, о которой он шептал в ледяной темнице, та, что была сильнее страха.

Я встала. Ноги дрожали, но держали. Я отыскала глазами Эдгара. Он стоял у входа, прислонившись к косяку, с окровавленной головой, но сжимал в руке тяжелую палку, готовый биться до конца. Наши глаза встретились. В его взгляде я увидела ужас, когда он понял, что я собираюсь сделать.

— Анна? Нет! Куда ты? — он попытался шагнуть ко мне, но пошатнулся.

— Прости, папа, — прошептала я, зная, что он не услышит сквозь грохот битвы. — Я должна. К нему.

Я развернулась и побежала. Не к выходу на улицу, где резались и умирали. К задней двери лазарета, которая вела в лабиринт узких переулков Старого Города. К замку. К Кайлену. Сквозь ад войны, сквозь ледяную хватку его умирающего проклятия. Нести в себе пылающий камень и последнюю, жертвенную искру жизни.

Война была здесь. Холод был везде. И мое место было не в лазарете. Оно было рядом с ним. В эпицентре бури. Даже если это значило — стать жертвой.

Бежать было все равно, что плыть против ледяного потока, нагруженного камнями. Каждый вдох резал легкие не холодом — холод был данностью, фоном, — а гарью, пеплом и сладковато-приторным запахом горящей плоти. Город горел. Не метафорически. Буквально. Деревянные дома Торгового квартала, склады на набережной, даже каменные особняки Старого Города — все пожирали оранжево-багровые языки пламени, выбрасывая в свинцовое небо клубы черного, удушливого дыма. Жар пожарищ странно контрастировал с пронизывающей до костей стужей, исходившей от замка, создавая невыносимый перепад, от которого кружилась голова и сводило мышцы.