Книга Горячие руки для Ледяного принца, страница 86 – Рита Морозова

— Твои теплые руки… — прошептал он, глядя на наши соединенные ладони, на кольцо, сияющее на моем пальце. — Они привели меня из тьмы к жизни. Теперь они будут вести меня всегда. К свету. К будущему. К тебе.

Он наклонился. Его губы коснулись моих. Этот поцелуй был не просто обещанием. Он был целым миром . Миром, который мы построим вместе из руин. Миром тепла, жизни, любви, садов и смеха детей под мирным небом. Все, о чем мы шептались в долгие вечера, сгустилось в этом прикосновении. Я отвечала ему со всей страстью, на которую была способна, забыв о слабости, о боли, о прошлом. Только он. Только мы. Только этот миг абсолютного, сияющего счастья на вершине мира, под куполом неба, окрашенного в цвета нашего возрождения.

И тут, сквозь гул крови в ушах, сквозь бешеный стук наших сердец, слившихся в один ритм, сквозь сладость поцелуя, я услышала это.

Писк.

Короткий, металлический, бездушный. Как сигнал тревоги. Но не здесь. Не в этом мире. Глубоко внутри , в самой сердцевине моего существа, в том месте, откуда когда-то хлынула золотая река жизни, чтобы спасти его.

Голова внезапно закружилась с чудовищной силой. Мир — башня, Кайлен, багряное небо, его теплые руки — поплыл, расплылся яркими, нечеткими мазками. Тошнота, острая и неконтролируемая, ударила в горло. Потемнело в глазах. Я судорожно вцепилась в руки Кайлена, пытаясь удержаться за эту реальность, за его тепло, но оно начало ускользать, превращаясь в холодный металл больничных поручней…

— Алиса? Что с тобой⁈ — Его голос донесся сквозь нарастающий гул в ушах, полный животного ужаса, который я чувствовала сквозь прикосновение. Я видела его лицо, искаженное паникой, его широко раскрытые глаза, полные немого вопроса и надвигающейся беды, но оно было как за толстым, мутным стеклом, удалялось, растворялось в наступающей темноте…

Писк. Писк. Писк.

Настойчиво. Монотонно. Знакомо до тошноты. Знакомо из другой жизни.

Я падала. Не на холодный камень башни Эйриденхолда. В бездну. В черноту, пронизанную этим проклятым, механическим писком кардиомонитора.

* * *

Я очнулась от режущего, искусственного света. Не солнечного. Люминесцентного. Мерзкого, больничного, выжигающего глаза. Воздух вонял антисептиком, старостью и безнадежностью. В ушах стоял монотонный, невыносимый писк , отбивающий ритм моей предательски живой плоти.

Я лежала на спине. Не в мягкой постели под стеганым одеялом. На жесткой, узкой койке, покрытой холодной клеенкой. Голова была тяжелой, ватной, мысли — вязкими. Тело… тело было целым. Никакой боли в ребрах. Никакой слабости от потери дара. Только глубокая, всепоглощающая атрофия мышц и ощущение чудовищной, зияющей пустоты там, где только что билось сердце другого мира.

Я медленно, с невероятным трудом повернула голову на подушке.

Белая стена, облупившаяся кое-где. Синие занавески вокруг койки. Капельница, входящая в мою левую руку — ту самую, на которой должно было быть кольцо. И экран. На нем прыгала зеленая линия, сопровождаемая тем самым, ненавистным писком .

Больница. Реанимация? Палата интенсивной терапии.

Слова ударили, как молотом по стеклу. Холодный, липкий ужас пополз из живота к горлу, сдавил грудную клетку. Нет. Нет, нет, НЕТ! Не может быть!

— Доченька? Алисочка? Ты… ты слышишь меня? — Тихий, дрожащий от слез, бесконечно родной голос. Настоящий.