Книга Вдова на выданье, страница 23 – Даниэль Брэйн

Снова я нащупала в кармане монетки. Раз скорняк отказался от платы, может, мне хватит денег купить вон тот калач, свежий, румяный, посыпанный маком? Я должна буду как-то вернуться домой, но я об этом уже не думала. Мне до визга хотелось есть, до отчаяния.

Это же не я так отчаянно завизжала? Я заозиралась, уже поставив ногу на ступеньку крыльца и взявшись за ручку. Нет, я молчу, я просто давлюсь слюной, кто же кричит так безнадежно, как будто речь идет о жизни и смерти?

Едва не сбив с ног тучную даму, проскочил мальчишка-газетчик, распахивались двери лавок, из вкусно пахнущей тьмы выглядывали изумленные люди, затопал по брусчатке городовой. Визг на мгновение прервался и зазвенел с новой силой, в лавке напротив той, куда собралась зайти я, открылась дверь, и оттуда вывалился, шатаясь, парнишка лет шестнадцати. Одетый не по сезону, совсем как я, в дырявом сером шарфе, он выбежал на середину улицы, раздирая и шарф, и серую рубаху, и собственное горло; он крутил головой, разевал рот как можно шире, и взгляд у него был невидящий и обреченный.

Любой повар, даже такой дрянной, как я, умеет с завязанными глазами идеально делать две вещи: яичницу и прием Геймлиха.

К парнишке кидались люди, но он от них отскакивал, толкал, задирал голову выше, словно так мог получить такой необходимый глоток воздуха. Я забежала к нему со спины, обхватила и сжала руку в кулак. От парнишки несло нечистотами, меня замутило, но я сцепила зубы и нажала на кулак — раз, другой.

Парнишка рванулся, сил у него хватило вырваться из моего захвата, он закашлялся, отскочил на несколько шагов и захрипел. Люди, окружившие нас, разбежались, и смотрели все не на парнишку, а на меня.

— Ах ты пащенок! — надрывалась женщина за моей спиной. — Как земля тебя носит! Да будь ты проклят, ворье поганое!

Парнишка подпрыгнул, в прыжке обернулся, зыркнул на женщину недобрым прищуром, подпрыгнул еще раз, что-то подобрал с земли и кинулся бежать, сильно наклонившись вперед. Очнулся городовой и, сунув в рот свисток, не торопясь, попрыгал за парнишкой следом.

Люди загомонили. Показывали пальцами отчего-то на меня, и я почувствовала себя оплеванной. Крики обокраденной владелицы лавки повышали накал, и я не выдержала.

— Даже вор не заслуживает такой лютой смерти! — заорала я на глумливое сборище, но кто бы послушал.

Никто не собирался меня бить, как под моей родной крышей, но и по-человечески отнестись никто не подумал. Важный, как пингвин, купчина плюнул почти мне под ноги, и все как по сигналу стали расходиться. Пока, возможно, чью-то лавку, оставшуюся без присмотра, тоже не обнесли.

Я сжала кулаки, сердце ухнуло в низ живота, я растерянно разжала руки и посмотрела на пустые ладони. Мои две медные монетки — я выронила их, когда кинулась к парнишке, а что же спасенный мной поганец подобрал, прежде чем сбежать?

Под осуждающими взглядами я побрела обратно к бакалейной лавочке, всматриваясь в брусчатку. Монеток не было, неблагодарный побирушка не погнушался чужими грошами, и были ли ему деньги нужней, чем мне? Я уткнулась носом в чье-то пузо, обтянутое не самым чистым белым фартуком и пахнущее соблазнительно — выпечкой, и пузо недовольно проговорило:

— Иди, иди отсюда, попрошайка.

Я подняла голову и с ненавистью посмотрела на молодого, крепкого пекаря. Коллега, что же ты такой мерзавец, что я тебе сделала?