Книга Мечты о свободе, страница 83 – Келли Сент-Клэр

Он смотрит на меня, без сомнения, с широко распахнутыми глазами.

— Я помню её молодой и беззаботной. Я бы не сказал, что она была такой самоотверженной, как ты. Но тогда её воспитывали, как и полагается воспитывать Татуму, избалованной и высокомерной, как воспитывали Оландона. Однако её счастье могло осветить комнату, и не было ничего, что она не сделала бы для тех, кого любила.

Во рту пересыхает, я вслушиваюсь в каждое слово Аквина.

— Рождение детей изменило твою мать. В какой-то мере это сломало её, как иногда бывает при родах. В то время никто, кроме твоих бабушки и дедушки, а также дяди Кассия и тети Джайн, не знал о её беременности. Но все при дворе отметили, как изменилась Аванна — Ованна в то время. Или Ванна, как она разрешала мне её называть.

Я дёргаюсь. Я не осознавала, что они были так близки.

— Татум, твой дед, заставил Ованну скрываться на время беременности. И даже когда она родила тебя, вас тут же разлучили, и её выдали замуж за отца Оландона. Она почти сразу же снова забеременела.

Он произносит «забеременела», словно у неё не было выбора. Я хмурюсь, не имея привычки жалеть свою мать.

— Её тело не исцелилось, её разум надломился, а затем свет исчез из её глаз. И как это бывает, когда мы не можем справиться, её любовь превратилась в гнев. В глубоко укоренившуюся и жёсткую форму. Вторая беременность Оландоном завершила её падение по спирали горечи и тьмы. После этого для неё уже не было пути назад.

— И ты знал всё это, — спрашиваю я.

Он смотрит на линию деревьев.

— В конце концов, я был доверенным лицом твоего деда, который лежал при смерти, отравленный твоей матерью.

— Она отравила собственного отца, — говорю я.

Я знала, что он был отравлен, но не знала кем.

Аквин угрюмо кивает, в его глазах блестят слёзы.

— Он знал, что это сделала она. Но он не понимал, почему. Думал, из-за того, что она была сломлена.

Я делаю полшага вперёд.

Глаза на обветренном лице Аквина блестят.

— Твой дед мог поднять тревогу. В свой предсмертный час он был способен раскрыть предательство Аванны и с последним вдохом потребовать её казни.

— Почему он этого не сделал? — хмурюсь я.

На его лице мелькает боль.

— Потому что это жертва, которую ты приносишь ради своего ребёнка. Ты скорее умрёшь, чем причинишь ему боль.

— Тогда как ты объяснишь поступки моей матери? — на этом вопросе мой голос ломается.

— Твоя мать отравила твоего деда, потому что он планировал убить тебя. И хотя он был справедлив, он был безжалостен там, где считал себя правым. И он не представлял будущего для Ованны, пока ты оставалась жива. Он видел, чем обернулось для неё твоё рождение, и возненавидел тебя за это. Он считал, что Ованна потеряла рассудок из-за твоей смешанной крови, что она каким-то образом заразила его любимую дочь. Он сказал о своём намерении оборвать твою жизнь в присутствии Ованны всего лишь раз. И на следующий день его не стало.

— Моя мать защищала меня.

Мой разум отказывается воспринимать эту информацию. Я не могу соотнести это с теми испытаниями, через которые она заставляла меня идти всю жизнь.

— Это так, — просто отвечает он. — Хотя я не верю, что она сломалась из-за твоей крови, было ясно, что Ованна изменилась, — он сцепляет руки перед собой. — О, она хорошо скрывала это за слоями дыма и пепла. Любые промахи она прикрывала острым умом, которым всегда обладала. Но тем, кто знал её раньше, и кто был достаточно близок к ней после, было очевидно постепенное падение.