Книга Соль и тайны морской бездны, страница 75 – Эбби-Линн Норр

– Тогда ты идиотка, которая его и не заслуживает, – обрезала Ипатия. – Но ты его получишь. Да, получишь, а я стану твоим советником. Ты что, думаешь, я стану сидеть и смотреть, как место в совете отдадут Сисиниксе? – За этим риторическим вопросом последовало шипение: – Я буду первой и единственной сиреной в правительстве Атлантиды.

Повисла тяжелая тишина. Шалорис так и подмывало выглянуть из-за колонны, чтобы увидеть их лица. Осознала ли Ипатия свою ошибку?

– Ты имеешь в виду… Я буду первой и единственной сиреной в правительстве Атлантиды, – произнесла Юмелия. Ее голос прозвучал тихо, но в нем звенела сталь.

– Да, конечно, ты. Это я и имела в виду. – Ипатия затараторила, исправляя свою оговорку: – Сисиникса даже сейчас пытается пробиться, юля перед Нестором, идиотка.

– Она Государыня, – ответила Юмелия несколько изумленно. – Разве ты ее не любишь? Не чувствуешь никакой связи с властью, дарованной ей Солью?

– Морийцы созданы для большего, чем эти несчастные сырые пещеры, – ответила Ипатия. Послышалось чирканье кремня по труту, и Шалорис поняла, что они перешли к зажиганию трех факелов. Голос Ипатии несколько потеплел: – Вот увидишь. Мы сделали тебе великий подарок, твой отец и я. Он понимает, что это значит. Я ему объяснила.

– Объяснила… – Юмелия словно бы хотела задать вопрос, но побаивалась.

– Что бывает, если атлант и сирена по-настоящему любят друг друга. Что это дает их ребенку.

– Ты имеешь в виду мои способности. – Голос Юмелии уже раздавался из дальней части храма.

Атланты, искренне почитающие богов своего пантеона, никогда не стали бы столько болтать в храме вообще, а тем более о политике и в столь вульгарной манере. Морийцы к богам относились без должного уважения, потому-то Юмелия с Ипатией так небрежно совершали ритуалы. Шалорис все это понимала.

Но в таком случае стал бы атлант – тот, что действительно верит в то, что боги все видят, – скрываться и подслушивать в храме? Шалорис почувствовала, как щеки запылали от стыда, и пожалела о том, что спряталась. Почему она поддалась такому детскому импульсу? Импульсу, порожденному желанием быть невидимой, несудимой. Она ждала, что сирены совершат ритуалы в тишине и оставят ее в покое. Теперь она была повязана. Ей хотелось выскользнуть через черный ход и больше ничего не слышать. Ей нет никакого дела до подарка, о котором говорила Ипатия, и ей не хотелось больше ничего знать о ее замыслах. Но она не могла никуда оттуда деться и поэтому продолжала тихо сидеть.

– Царь выберет наследника, и архонты с советниками одобрят его выбор. Тебе дадут место в совете, то самое, которое так старается заполучить Сисиникса. – Тон Ипатии стал задумчивым. Она старалась нарисовать ясную картину будущего для своей дочери. Прочертить путь к власти. – Поначалу у тебя не будет никакого влияния, – продолжала она. – Тебе придется дождаться восемнадцатилетия. Тогда у тебя появится право голоса. С течением времени твои слова начнут иметь все больший вес. Когда царь сочтет нужным уйти на покой, ты будешь готова. Я об этом позабочусь.

– А как же Шалорис? – поинтересовалась ее дочь.

Шалорис напряглась, вжалась спиной в мрамор колонны и сжала кулаки у бедер.

– А что с ней? – Тон Ипатии был пренебрежительным. Он кольнул Шалорис в самое сердце. – Она не подходит для того, чтобы править. Почти ни с кем не общается на людях. Не бывает на пирах, которые устраивают советники, не заводит нужных друзей так, как это делали мы с тех пор, как ты стала достаточно взрослой, чтобы самостоятельно резать ножом пищу.