Книга Рожденная водой, страница 23 – Эбби-Линн Норр

Когда родители Джорджейны развелись и ее отец исчез, меня стала преследовать страшная мысль: если Брент просто встал и ушел, бросив семью на произвол судьбы, что мешало моей маме поступить так же? Но всякий раз, когда я спрашивала ее, не думает ли она нас покинуть, мама целовала меня в макушку и говорила: «Конечно, нет, малышка. Я люблю тебя».

Но я знала, что мысли о побеге были ей не чужды. Жизнь на суше перестала приносить маме радость. Воображение рисовало мне страшный контраст: вот она в воде, счастливая и свободная, а вот на суше, совершенно несчастная, со мной и папой. То, как резко эти картины отличались друг от друга, приводило меня в ужас. Меня стали преследовать ночные кошмары: мне снилось, что я просыпаюсь, бегу в комнату родителей и вижу, что мама ушла, а папа умер от разбитого сердца. Затем я просыпалась по-настоящему и, лежа в холодном поту, с облегчением понимала, что это был всего лишь дурной сон. Увы, страх мой возвращался снова и снова, словно кто-то запретил ему меня покидать.

Каждую ночь я дожидалась, пока родители лягут спать, после чего вставала и украдкой заглядывала в их комнату, чтобы убедиться, что оба на месте. Если я видела в постели только папу, это означало, что мама ушла поплавать. Тогда я возвращалась к себе, чувствуя, как сильно стучит мое сердце, а во рту пересохло.

Войдя в комнату, я садилась на пол и терпеливо ждала. Услышав, как открылась и закрылась входная дверь – так тихо, что мне приходилось напрягать слух, – я принималась искать маму взглядом сквозь дверной проем и, наконец убедившись, что она дома, ложилась спать.

Я никогда не была уверена, что мама вернется, и очень боялась, что однажды утром мы проснемся, а она покинула нас навсегда. Но в тот самый момент, когда я почти убедила себя в том, что этого не миновать, неожиданно умер папа – и все изменилось.

Мы и не подозревали, что у него были проблемы с сердцем. Он казался таким молодым и сильным: каждую зиму играл в хоккей в пивной лиге^[14]и после очередного матча всегда приходил домой в веселом расположении духа. Я всеми силами старалась не заснуть, зная, что он обязательно вернется до полуночи и зайдет в мою комнату, чтобы поцеловать меня перед сном. Щеки у него были холодными, а в дыхании чувствовался сладковатый запах пива. Порой я обнимала его за шею и притягивала к себе, а он смеялся и ласково терся о мое лицо колючей щетиной.

Во время одного из матчей папе вдруг стало плохо. Доктор пояснил, что, скорее всего, он не успел почувствовать боль – скончался еще до того, как упал на лед. Каких-то несколько секунд – и его не стало. Мы с мамой долго горевали о нем. Нелегко было нам обеим, а маме особенно: потеряв любимого человека, она поняла, что теперь ей придется воспитывать меня в одиночку. Не могла же она бросить родную дочь, пусть та и не стала русалкой. Пережить утрату, утопив воспоминания в океане, ей было не суждено. В тот момент перед ней стоял выбор: пройти это испытание вместе со мной или навсегда покинуть свою малышку. И она осталась. Наверное, я никогда не узнаю, как ей удалось перетерпеть невыносимую боль от столь тяжелой утраты, продолжая изо всех сил бороться с зовом океана. Однажды, годы спустя, она в шутку назвала себя единственной русалкой на свете, которая не только познала все «пять стадий горя»^[15], но и преодолела каждую из них.