Книга Военный инженер Ермака. Книга 1, страница 29 – Михаил Воронцов

Все в избе одобрительно закивали. Со своего места поднялся Матвей Мещеряк.

— Я тоже поначалу смотрел на него очень косо. Но отец Тихомолв сказал, что все хорошо, да и Максим проявил себя, как лучшие наши бойцы. Двух татар победил в бою, спас своего товарища! А мог пройти мимо, и никто бы ничего не узнал. Сколько мы его проверять будем? Что он должен сделать, чтоб мы ему наконец-то поверили? Голову Кучума принести на тарелке?

Все, кроме Скрыпника, загоготали.

Мещеряк, довольный впечатлением, продолжил.

— Да и то кто-нибудь скажет, что этого мало! А, между тем, когда в поход собирались, столько людей к нам пришло, которых никто не знал! Да, оказались среди них и трусы, и подлецы, но жизнь — она такая! Что вообще происходит? Какой-то шаман забил нам головы своими фантазиями!

— Ну, кто за то, чтобы взять Максима обратно к нам в отряд? — спросил Ермак.

— Я, — сказал Мещеряк. И все за ним, кроме Елисея, сказали «я». Последним, после долгой паузы, сказал «я» и Ермак.

Вопрос был решен.

— Эх, жаль отец Игнатий сейчас опять не в городе, — вздохнул Ермак. — Ну да ничего.

— Подойди к иконе.

Я встал и шагнул к стоявшей в углу иконе. На ней — лик Спаса. Перед ним горела свеча.

— Клянешься ли ты быть верным товарищем нашим? Не предавать, не бежать, не уклоняться? — сурово спросил меня Ермак.

— Клянусь.

— Клянешься ли, что будешь силу и знание отдавать делу общему, во славу земли Русской?

— Клянусь.

— Клянешься ли слушаться старших — меня, сотников и назначенных над тобой?

— Клянусь.

— Клянешься ли молчать, где надо молчать, и говорить правду, где правда нужна?

— Клянусь.

— Тогда вот тебе крест. Приложись.

Я приложился. Лоб коснулся тёплого дерева. Затем Ермак сказал:

— С этого дня ты снова свой. Казак нашего отряда. Похоже, что ты умеешь и оружием действовать, и кузнечным молотом… но сейчас нам молот нужнее. Верните ему оружие.

Лиходеев выглянул за дверь, кого-то подозвал, дал ему указание, и через минуту молодой казак принес в избу саблю, пищаль, «берендейку» с порохом и сумку (там, судя по всему, лежали пули, пыжи, фитили и прочее).

Пищаль тяжелая, обмотанная веревкой. На стволе кое-где следы ржавчины, но он еще постреляет. Сабля — простая, затертая у гарды, но ухоженная. Казалось, что прежний владелец ей доверял больше, чем ружью.

— Теперь это снова твое, — произнес Ермак. — по праву. Береги.

Я молчал, не зная, что сейчас сказать. Почувствовал, что теперь у меня по-настоящему началась новая жизнь.

— Служить ты теперь будешь в кузнецах, — продолжил Ермак. — Самострелы — дело сейчас самое важное. Начальствовать над тобой будут только двое: я и Матвей Мещеряк. Понял?

— Понял, — кивнул я.

Мещеряк шагнул ближе. Лицо у него было спокойное, даже, я бы сказал, нарочито спокойное. Посмотрел он на меня прямо, внимательно, будто впервые увидел.

— Не подведи, — сказал просто. — Мне балаболы не нужны. Если сказал, что сделаешь — чтоб было. А нет — скажи заранее. У нас тут война. Каждый день может стать последним.

Я снова кивнул.

Староста Тихон Родионович подошел к нам.

— А по хозяйству, — сказал он, — иди ко мне. Что нужно — материалы, еда, люди — скажи. Я решу. Но чтоб без беготни. И следи, чтоб воровства не было. А то в кузне железо, а железо — вещь дорогая.

— Понял, — ответил я.

Когда мы вышли из избы, я сразу подошел к старосте.