Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 121 – Михаил Воронцов

А потом, на следующий день, начался мор.

Татары поначалу не понимали, что происходит, но потом несколько человек пришли на место, где лежала туша. Мы опасались, что они что-то заподозрят, но вроде такого не случилось. Ругались и кричали они на весь лес. Не понравилось им, что они остались без собак.

А именно так, судя по всему, и случилось. Лая и рычания от улуса больше не доносилось. В подзорную трубу я не смог увидеть ни одного живого пса. А мертвых татары закопали где-то неподалеку.

Эта жестокая часть операции была закончена. По большому счету, жители улуса сами виноваты. Если бы они кормили собак, и те не бегали голодные, они б не бросились вот так в лес. Ну а теперь что случилось, то случилось.

На войне, как на войне.

…Я стоял на берегу Иртыша и всматривался в расцвеченную редкими кострами темноту напротив, где проступали очертания татарского улуса.

Позади меня восемь казаков закончили последние приготовления. На голые тела наносили густой слой чёрной краски из сажи и жира. Эта смесь не только делала их менее заметными в ночной воде, но и немного защищала от леденящего холода реки.

— Готовы, — сказал Степан Чернобородый. На воде уже покачивались небольшие плетёные плотики из веток и камыша, обвязанные верёвками. На каждом были закреплены глиняные горшочки с зажигательной смесью и пропитанные ей тряпки. Тряпки повиснут на бортах лодок, в них ударят огненные стрелы, а горючая жидкость будет разлита внутри лодок, чтоб вызвать мгновенный пожар.

Смесь — почти та же, что мы использовали в огнеметах, которые спасли нас при не столь давнем штурме татарами Кашлыка. Смола, масло, жир. Вспыхнет мгновенно. Потушить не получится. Даже если перевернуть лодку в воде, большие шансы, что переворачивать будет уже нечего, а о погони на полусгоревшей лодке можно вообще не думать.

Первым в воду полез Митька Косой — самый молодой, но отменный пловец. За ним последовали остальные. Каждый толкал перед собой плотик, стараясь не создавать лишних всплесков. Вода Иртыша в начале осени была уже по-настоящему холодной — градусов пятнадцать, не больше. Я видел, как напрягались мышцы на спинах казаков, когда вода доходила до груди.

— Господи, помилуй, — едва слышно выдохнул кто-то из них, но движение не остановилось.

Темнота была почти абсолютной. Отсутствие луны — лучшая погода для таких дел: в такую ночь даже белая рубаха не заметна с десяти шагов. А мои казаки, вымазанные чёрной краской, сливались с поверхностью воды. Лишь изредка слабый всплеск выдавало их продвижение.

На противоположном берегу виднелись силуэты татарских лодок.

Прошло несколько минут томительного ожидания. Я вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-то. В подзорную трубу пристань, около которой не было ни одного костра, казалась черной. Одна радость — стояла тишина. Татарский лагерь продолжал дремать.

Наконец послышались тихие всплески: люди вернулись. Первым выбрался на берег Степан. Его трясло от холода, зубы стучали, но в глазах горело торжество.

— Сделано, — прохрипел он через стук зубов. — Все лодки политы смесью, как велели. Тряпки на бортах закрепили…

За ним один за другим выползали остальные казаки. Вид у них был жалок — посиневшие от холода, дрожащие, с обмокшими усами и бородами. Но эта часть операции прошла успешно. Вражеские лодки готовы с сожжению, и нас не заметили.