Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 25 – Михаил Воронцов

Алып склонил голову, принимая наказание.

Теперь все взгляды обратились на Кум-Яхора. Старейшины по очереди высказывались, переводчик едва поспевал:

— Он предал брата по крови.

— Хотел пролить кровь русских, с которыми мы поклялись жить в мире.

— Осквернил священный сан шамана, используя духов для низкой мести.

— Он мог втянуть род в войну, обречь женщин и детей.

Торума-Пек сказал последним. Его голос звучал, как удар топора. Переводчик передал:

— Кум-Яхор, ты больше не шаман. Ты больше не вогул. Ты — никто. Если мы оставим тебя в живых, духи отвернутся от всего рода. Каждый младенец, каждая женщина, каждый охотник будет проклят за то, что мы не покарали предателя. Поэтому слушай приговор рода.

Он сделал паузу, затем продолжил:

— Ты умрёшь в воде. На рассвете тебя отведут к Великой реке. Привяжут камни к ногам и бросят в омут. Пусть духи воды сами решат: принять твою душу или выбросить её на берег. Так решил род. Так будет.

В ответ Кум-Яхор расхохотался. Смех его был похож на карканье ворона — хриплый, злой, безумный.

— Глупцы! — выкрикнул он, и переводчик побледнел, передавая слова. — Вы не знаете, с чем столкнётесь! Думаете, всё кончено? Думаете, убив меня, избавитесь от проклятия? Нет! Уже пробудилось то, что спало под водой и в земле! Духи тьмы уже идут! Вы все сгниёте, как гниют корни дерева! А мне духи помогут!

Луна висела над Иртышом белым пятном, и от этого чёрная вода казалась ещё темнее. Я стоял рядом с Ермаком, морщась от пронизывающего ночного ветра. Вогулы выстроились полукругом на краю обрыва — несколько сот человек. Кто близко, кто в отдалении. Женщины с детьми стояли сзади, мужчины впереди. Все молчали.

Кум-Яхора вели четверо воинов его же рода. Старик шёл медленно — не от слабости, а специально, будто доказывая, что никуда не торопится. Седые космы развевались на ветру, костяной амулет на груди постукивал при каждом шаге. Ему было шестьдесят лет или больше. Для здешних мест это глубокая старость, но Кум-Яхор держался прямо, и взгляд его был прозрачным, колючим.

— Гордый, сукин сын, — пробормотал я. — Даже сейчас.

Ермак промолчал, лишь сощурился. Я знал, что он уважает гордость даже во враге. За время знакомства с ним я успел это понять.

Торум-Пек, глава рода, находился у самого края обрыва. Вогул опирался на резной посох, и при лунном свете его лицо с казалось высеченным из камня.

Алып стоял рядом с казаками. Получается, он был ближе к нам, чем к своим землякам. Не знаю, что он об этом думал, но что есть, то есть. Хотя принести компенсацию за незаконную связь с женщиной из другого вогульского рода ему придется все равно. От этого мы спасать его не будем.

— Начинайте, — сказал Торум-Пек на вогульском. Ефим перевел.

Воины принесли камень — серый валун размером с хорошую тыкву. Обмотали его сыромятными ремнями и привязали к ногам шамана. Кум-Яхор стоял спокойно, даже слегка помогая, поднимая ноги. Когда один из воинов слишком сильно затянул ремень, старик оскалился:

— Бережнее. Мне ноги еще пригодятся.

Воин дёрнулся, словно обжёгся. По толпе прошел шорох. Даже сейчас, перед смертью, Кум-Яхора по прежнему боялись.

— Ты больше не шаман нашего рода, — громко сказал Торум-Пек. — Духи отвернулись от тебя, когда ты продал кровь татарам.

Кум-Яхор рассмеялся. Смех был мерзкий и скрипучий, как ржавые петли.