Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 28 – Михаил Воронцов

— Или наоборот, — возразил я машинально. — Знак, что правильным путём идём. Сибирь русской делаем.

Но на душе, как говорится, скребли кошки. Даже если знаешь, что тут никакой мистики, находясь в толпе, считающей иначе, неизбежно заражаешься ее эмоциями.

Сияние медленно угасало, сползало к горизонту. Люди начали расходиться, но споры и причитания не смолкали.

— Атаман, — тронул Ермака за рукав Матвей. — Может, молебен отслужить? Чтоб люди успокоились.

Ермак кивнул — да, разумно. Пусть отец Игнатий помолится, святой водой окропит — казакам станет легче.

Возвращаясь в избу, я ещё раз оглянулся на север. Там, над черной стеной тайги, трепетали последние зелёные отблески. Красиво и тревожно.

Даша спала, не шелохнувшись. Я присел на лавку у окна, глядя на догорающее представление. Что бы это ни значило — совпадение или знак судьбы — завтра придётся успокоить людей, вернуть уверенность. С перепуганным войском далеко не уйдёшь.

Хотя… может, они и правы по-своему? Может, это действительно предупреждение? Не от духов, конечно, а от самой судьбы, от хода истории. Кто его знает.

Потом северное сияние погасло. Остались только звёзды и тонкий серп месяца. Обычное сибирское небо ранней осени. Но тревога в душе не исчезла.

* * *

Чёрный омут успокоился. Последние круги давно разошлись, и водная гладь снова стала зеркальной под луной. Берег опустел: вогулы разошлись по чумам, казаки уплыли в Кашлык. Только ветер шевелил прибрежную осоку да где-то ухала сова.

Прошло ещё с полчаса. Луна двинулась к западу, тени от деревьев вытянулись. И тут вода в омуте забурлила. Сначала появились пузыри — целая россыпь, будто омут закипел. Потом из глубины показалось что-то тёмное. Голова. Седые космы облепили череп, как мокрые водоросли.

Кум-Яхор резко вынырнул, жадно хватая воздух. Его руки отталкивались от воды с силой человека, находящегося в состоянии аффекта. Его рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Старик барахтался, пытаясь удержаться на поверхности, но камень тянул вниз. Он снова ушёл под воду.

Под водой тонким лезвием, когда-то под влиянием странного предчувствия зашитым в одежду, шаман резал неподатливые кожаные ремни.

Лёгкие горели, в глазах плясали красные круги. Смерть стояла рядом, протягивая костлявые пальцы. Но старый шаман упрямо резал размокшие ремни. Еще немного… И вот ремень распался на половинки, и старик выскользнул из пут, оставив камень на дне омута.

Он вынырнул снова, уже ближе к берегу. Течение вынесло его метров на двадцать ниже. Кум-Яхор грёб одной рукой — вторая онемела от холода и напряжения. Берег был рядом, но сил почти не осталось. Ледяная вода сковывала движения, тянула вниз почти так же неумолимо, чем камень.

Наконец ноги нащупали твёрдое дно. Шаман пополз на четвереньках, выбираясь на мель. Несколько раз падал лицом в воду, захлёбывался, но полз дальше. Когда река осталась позади, Кум-Яхор рухнул на гальку и долго лежал, хрипя и кашляя.

Потом перевернулся на спину. Луна смотрела сверху, как огромное белое око. Кум-Яхор начал смеяться — тихо сначала, потом громче. Смех был жуткий, звериный, с хрипами и бульканьем: вода ещё стояла в лёгких.

— Думали, старый Кум-Яхор утонет, как слепой щенок? — прохрипел он в ночную тишину. — Думали, камень и чёрная вода сильнее шамана, который десятки зим говорил с духами?