Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 63 – Михаил Воронцов

На берегу нас ждали. Человек тридцать воинов-вогулов в меховых одеждах, с луками и копьями. Во главе — Торум-Пек, которого я уже несколько раз видел.

Ермак первым спрыгнул на берег, поднял руку в знак мира.

— Здрав будь, Торум-Пек. Привёз тебе тех, кто рощу жёг.

Вождь молча смотрел на атамана, его маленькие чёрные глаза пристально следили за нами.

— Показывайте.

Казаки вынесли тела на берег и уложили в ряд. Вогулы обступили их полукругом, переговариваясь на своём языке.

— Прикажи принести раненого с рощи, — спросил Ермак. — Пусть посмотрит, они ли приходили.

Торум-Пек что-то сказал одному из воинов, тот убежал, и через несколько минут на чем-то вроде носилок принесли молодого раненого вогула. Он был бледен, но держался.

Посмотрев на тела, он что-то произнес на своем языке.

— Это они, — перевел Ефим. — Он их хорошо запомнил.

— Кто это? — спросил Торум-Пек у Ермака.

— Какие-то бродяги, — пожал плечами атаман. — Мы поспешили за ними вниз по реке. Хотели поймать живыми и поговорить, но те кинулись в драку. Решили, что лучше умрут, сдадутся.

— Жаль, мы бы узнали, кто их послал. Не сами же они это придумали, — сказал вождь.

— Татары это, кто же еще, — произнес Ермак. — И так понятно.

— Доказательств этому нет, — ответил Торум-Пек. — Мы не можем без них объявить Кучума врагом. Если б хоть один из них был живой…

Ермак искоса посмотрел на Савву. Тот опустил взгляд.

Торум-Пек долго молчал, глядя на мёртвых поджигателей. Потом повернулся к Ермаку:

— Ты сдержал слово, казак. Нашёл виновных. Войны не будет.

Весь берег облегченно выдохнул. Войны не хотелось никому — ни нам, ни вогулам. И она завершилась, не начавшись. Отлично.

— Но духов надо успокоить, — сказал Торум-Пек. — Пойдёмте в рощу.

Священная роща находилась неподалёку. Теперь от неё остались лишь обгоревшие стволы вековых кедров, торчавшие, как страшные чёрные пальцы. Запах гари ещё стоял в воздухе.

Старейшины начали готовиться к ритуалу. Принесли берестяные туесы с мёдом, вяленую рыбу, яркие ткани. Всё это сложили перед большим чуром — главным идолом рощи, которому было не меньше трёхсот лет.

Алып подошел к Ермаку и начал что-то шептать ему на ухо.

— Мы тоже должны принести дары, — кивнул Ермак. — Я понял.

Казаки принесли со стругов несколько ножей и пару топоров.

Шаман вогулов — уже другой, не Кум-Яхор — начал петь. Голос у него оказался сильным, гортанным. Он обходил по кругу обгоревшие деревья, выкрикивая заклинания. Другие вогулы вторили, и песнь получалась странной, завораживающей, даже мурашки по коже бежали.

Шаман подошёл к дарам, полил их маслом из глиняного сосуда и поджёг. Пламя взметнулось вверх. Как я понимаю, это был священный огонь примирения.

— Вина снята с казаков, — громко сказал Торум-Пек. — Вина лежит на мёртвых. Духи успокоены.

Ермак кивнул.

— Благодарю за мудрость, Торум-Пек. Мир сохранён.

Назад мы плыли в сумерках. Иртыш был тих, лишь рыба изредка всплескивала. Шли разговоры.

— Жаль, что не узнали, чьи это люди, — вздыхал Савва, чувствуя свою вину. — Вогулы бы к нам союзом стали.

— Станут, — сказал Мещеряк. — Но ещё не время. Они осторожные, выждут, кто сильнее.

— А мы и будем сильнее, — мрачно сказал Ермак.

Я промолчал. Нас было всего четыреста против всей Сибири, хотя мы держались.

Кашлык показался из-за поворота: деревянные стены, факелы. Это наш дом, наша крепость в чужой земле.