Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 65 – Михаил Воронцов

А в лагере, среди воинов и служителей, уже ходили слухи: хан кричал на Карачи, и тот едва избежал смерти. Большинство было довольно случившимся — мурзу в окружении хана мало кто любил.

Ветер рвал полог шатра, и казалось, что сама тьма Сибири шепчет хану о предательстве и о грядущей большой войне.

* * *

Осень приходит в Сибирь без стука — словно волк из чащи. Вчера ещё Иртыш дышал последним теплом, а нынче утренний иней серебрит траву, и дыхание клубится белым паром в студёном воздухе. Кашлык съёжился, как птица перед бурей. Брёвна почернели от сырости, соломенные крыши блестели после ночных дождей, кони в загонах били копытами — чуяли перемену и тревожились.

Я бродил по настилу вдоль стены города-крепости, что стал нам и пристанищем, и западнёй одновременно и вспоминал новость, от которой нас отвлекло объявление войны вогулами. Но теперь ситуация благополучно разрешилась. В голове висела одна-единственная мысль.

Иван Кольцо жив.

Не порублен саблями в той сече у Чувашского мыса, а томится в полусотне вёрст отсюда, в лапах людей Кучума. Эта весть для большинства была тайной. Нельзя, чтоб татарские лазутчики проведали о нашем знании — тогда они или убьют Ивана, или будут охранят сильнее, или переведут в другое место, которое мы никогда не найдем.

Для казаков Кольцо — не просто сотник, а душа дружины, один из главных людей после атамана. За ним шли в огонь и в воду, не раздумывая.

Перебежчик Якуб-бек не обманывал. Врать ему смысла не было никакого. По словам Ермака, клялся Аллахом и бородой отца, что видел Кольцо живым: исхудавшего до костей, но не сломленного. Глаза горят, спина прямая — настоящий казак.

И теперь у Ермака внутри все кричит: надо идти, вызволять товарища! Но должен быть разум холоден, как утренний иней. Поспешишь — попадёшь в силки.

По реке путь закрыт. Иртыш — дорога на ладони, каждый струг заметят ещё издалека. Татары не дети: либо засаду устроят, либо, завидев наших, уведут пленника в тайгу. А там — ищи ветра в поле. Растворятся в чаще, как дым.

Нужна хитрость. Но какая? Пока ничего толком придумать не могу. Поэтому надо подождать. Пусть атаман сам пока решает, как будем рисковать. Спросит меня — выскажусь.

Сейчас, скорее всего, он пошлёт (или уже послал) Прохора Лиходеева с его молодцами на разведку осмотреть местность и понять, что там можно сделать. Некоторые из них, например, тот же вогул Алып, могут ходить, как тени. Если кто и сможет выведать, где держат Кольцо и можно ли его вытащить, так это они.

А у меня сейчас — своя работа. Та, что никто, кроме меня, не осилит.

…Две идеи терзали меня, пока на повестке дня была надвигающаяся война с вогулами. И они настойчиво требовали воплощения.

Первая касалась оптических прицелов. Безумие для шестнадцатого века, ведь нет ни оптики, ни стекольных мастерских в привычном (да и в непривычном тоже) понимании. Но чем дольше я обдумывал эту затею, тем отчётливее понимал: это не прихоть, а необходимость.

План прост в теории, но дьявольски сложен в исполнении. Первым шагом я собирался попробовать приладить примитивный оптический прицел к нашим гладкоствольным пищалям. Разумеется, не для каждого казака — лишь для особых задач. Линзы, оправы, выверка, крепление… Придётся с нуля налаживать стекольное дело, учить мастеров шлифовке и полировке. Морока немалая, но выполнимая. Это станет первым шагом к невиданной здесь точности стрельбы. Вопрос в том, что гладкоствольное оружие имеет свои пределы, и они часто не зависят от прицела. Пуля, выпущенная из такого ствола, обладает невысокой кучностью.