Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 8 – Михаил Воронцов

С собой мы понесем огнемет и «подкатной щит» — вес еще тот. Через лес тащить все это будет очень сложно, но деваться некуда. Я еще не упоминаю про остальное оружие — арбалеты и пищали. Оно тоже чего-то весит, причем немало. Но деваться некуда.

Нам надо смотреть на берега — не прячутся ли там кучумовские разведчики. Если заметят, что мы высаживаемся заранее — все пропало. В лучшем случае татары уйдут, а в худшем — завяжется встречный бой, в котором они будут иметь преимущество из-за того, что их больше.

Хотя что там можно заметить. Выходить к кромке воды и провожать нас взглядом татары точно не будут. А человека, спрятавшегося в кустах, не заметишь даже в бинокль (которого у нас, кстати, нет).

Поиском разведчиков татар занимаются разведчики наши, хитрые и тихие ребята из отряда Прохора Лиходеева — вот там-то совсем другая история. Пройдя осторожно вдоль воды, можно увидеть гораздо больше, чем проплывая по реке на струге. Но пока от них никаких новостей — то есть вдали от места врагов не замечают. И это хорошо.

Есть у нас и еще одна проблема. Имя ей — Алып, охотник — вогул, прибившийся к Ермаку. Пока что он ни в чем плохом себя не уличил. Ну разве что в том, что чего-то не договаривал о своем общении с шаманом вогулов, а тот — точно доверенное лицо Кучума. Но придется рисковать, деваться некуда.

И приглядывать за ним.

Сейчас все нормально. Алып сидел вместе со всеми под щитами, поднимающимися над бортами стругов, и набивал соломой казачьи кафтаны. Когда большая часть отряда уйдет в лес, эти чучела должны будут изобразить, что «все на месте».

На ночь мы остановимся. Ночевать будем на стругах, потому что высаживаться опасно. Потом, через несколько часов, проплывем еще и выберемся на берег. Там предстоит долгий и опасный путь до засады. Струги задержатся на месте, затем поплывут, чтобы оказаться около нужного места только когда мы снимем часовых и займем «господствующую высоту» на холме.

Если, конечно, нам удастся это сделать.

Ночь опустилась на реку внезапно, словно кто-то опрокинул ведро черной воды. Еще мгновение назад за соснами на том берегу тлел закат, и вот уже темнота обволокла два струга, покачивавшихся на воде. Ладьи связали борт к борту и бросили железные якоря посередине реки, где течение было тише, а до берега оставалось саженей пятьдесят.

На нашем струге одни уже завернулись в шкуры и пытались уснуть. Другие вполголоса разговаривали, но без обычного казачьего веселья — ночь на реке давила на душу. Жевали сухари, запивая их водой из фляг.

Я сидел со всеми.

— Слышь, Митька, — толкнул один казак другого, — опять плеснуло. Который раз за вечер.

— Рыба, — буркнул тот, но сам напряг слух.

Вскоре всплеск повторился — тяжелый, глухой, будто в воду уронили бревно. Сначала в отдалении, потом ближе. Темнота почти скрывала линию берега, только черная пустота сливалась с лесом.

— Не нравится мне эта река, — сказал один из молодых. — Днем еще ладно, а ночью будто не вода под нами, а пропасть.

— Цыц, — оборвал его кто-то. — Не каркай.

Но все чувствовали: что-то не так. Река словно дышала. То затихала так, что не слышно было даже плеска о борта, то вдруг волновалась без всякого ветра. А эти всплески… Что за рыба, которая бьется всю ночь напролет?

Какие-то темные пятна иногда проходили мимо стругов. Коряги? Слишком уж плавно они двигались — да еще против течения.