Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 49 – Михаил Воронцов

— Привыкнут, — отрезал Ермак. — Никуда не денутся.

Я добавил:

— Ещё одно — экономия. Фитиль нужно постоянно покупать или вить из пеньки. А кремня у нас сейчас много. Да и там, где его взяли еще сто раз по столько осталось, бери и пользуйся.

Атаман хлопнул меня по плечу тяжёлой ладонью:

— Молодец, Максим! Дело путное придумал. Будем потихоньку переделывать пищали на такие.

Сотники закивали. Мы ещё пару раз стрельнули — каждому хотелось опробовать новинку.

К вечеру в остроге уже ходили слухи о новых ружьях без фитиля. Казаки подходили, расспрашивали и просили показать. Некоторые недоверчиво качали головами — мол, как это без огня стрелять? Но большинство загорелось идеей, особенно те, кто не раз мерз в дозоре с тлеющим фитилём или промок под дождём со ставшей бесполезной пищалью.

Однако я всех пока разочаровывал. Массовая переделка фитильных ружей на кремниевые будет позже. Новые механизмы, может, и хороши, но, как в том анекдоте, есть нюанс, заключающийся в почти полном отсутствии пороха. Когда испытывали пищаль, сердце кровью обливалось, глядя на то, как драгоценное взрывчатое вещество превращается в дым.

Поэтому порох будет тратиться практически полностью только в наших снайперских, то есть нарезных ружьях.

Которые, я надеюсь, скоро появятся.

Сказать, что предстоит сложная работа — не сказать ничего.

Что я хочу сделать? Примерно вот это.

Есть так называемая «кентуккийская» винтовка — это не просто ружьё, это веха в развитии стрелкового оружия. Она в своё время изменила представление о стрельбе. История её рожденья — путь от кузнечной смекалки немецких переселенцев в Пенсильвании до тонко отточенного охотничьего и боевого инструмента, который потом назвали по месту, где он прославился. Мастера брали полосы железа и древесину, вкладывали в каждую деталь долгие часы терпения и скрупулёзного труда, и в итоге и получалось длинное, изящное оружие, отличающееся невероятной красотой и такой же точностью.

Её характерная черта — длинный тонкий ствол. Обычно он делался длиной от полутора до трёх футов и больше (то есть 90–130 сантиметров). Большая длина придавала пуле устойчивость: чем длиннее ствол, тем лучше порох сгорает, тем более ровно выходит пуля. Вес у таких винтовок был умеренный — не тяжёлая боевая пищаль и не лёгкая карманная шомполка. Чаще около трёх с половиной — пяти с половиной килограммов; достаточно тяжело, чтобы гасить отдачу и держать прицел, но не настолько, чтобы стрелок быстро уставал.

Эти винтовки потрясали своей точностью. На коротких дистанциях любая пищаль даёт попадание — но в те времена только кентуккийская винтовка позволяла целиться на сотни шагов. Практическая точность — то, на что рассчитывал охотник или снайпер того времени, обычно достигала ста пятидесяти — двухсот метров; стрелку с умением и терпением под силу было попадать и дальше — до трехсот-трехсот пятидесяти метров в зависимости от патрона и погоды. Для восемнадцатого века это были по сути невероятные показатели: пуля летела ровно, и тот, кто умел целиться и плавно нажимать на спуск, мог поразить цель там, где обычное ружьё уже было бессильно.

Эффект от появления таких ружей был ошеломляющий. Солдаты и охотники видели: один стрелок в засаде может менять ход дела, один прицельный выстрел — и вражеский военачальник упал. Люди стали иначе смотреть иначе на огнестрельное оружие. Поэтому кентуккийскую винтовку часто называют прародительницей «снайперского» оружия. Ее эффективность была действительно близка к тому, что понимают под снайпингом: одиночная меткая стрельба на огромные для того времени дистанции.