Книга Военный инженер Ермака. Книга 5, страница 8 – Михаил Воронцов

— Давай! — скомандовал Алексей на татарском языке.

Десяток воинов навалились на огромное колесо-ворот. Толстые канаты заскрипели, натягиваясь. Массивное плечо требушета начало медленно опускаться, а противовес — огромная корзина, набитая камнями, — поползла вверх. Когда натяжение достигло предела, старший расчета выдернул стопорный клин.

С глухим ударом противовес рухнул вниз. Длинное плечо требушета взметнулось вверх с такой силой, что вся конструкция содрогнулась. Праща раскрылась, и глиняный горшок полетел в ночное небо, описывая высокую дугу. На его боку мерцала крошечная оранжевая точка — огонек фитиля.

В этот момент из темноты появилась фигура в богатом халате и меховой шапке. Это был мурза Карачи. Его узкие глаза блестели в отсветах костров, а лицо выражало удовлетворение.

— Все очень хорошо! — произнес Карачи, подойдя к Алексею.

О чем он говорил, постороннему наблюдателю было непонятно. Но Алексей посторонним не являлся.

Русский инженер обернулся к нему, на мгновение оторвавшись от наблюдения за полетом снаряда.

— Да? — коротко спросил он, явно понимая, что имел в виду мурза.

— Именно так! — улыбаясь, подтвердил Карачи, кивнув головой.

Алексей тоже улыбнулся.

— Когда начнем? — спросил он.

Карачи засмеялся, его губы еще сильнее растянулись в хищной усмешке.

— Очень скоро! Я скажу тебе! — ответил он, глядя куда-то в сторону Кашлыка. — Да ты и сам узнаешь!

С этими словами мурза развернулся и растворился в темноте так же внезапно, как и появился, оставив Алексея стоять у своего требушета. Пока они разговаривали, издалека донесся глухой удар — горшок со смолой достиг цели. На мгновение ночь озарилась оранжевым всполохом пламени.

* * *

Я проснулся от тишины. Той самой, что бывает перед грозой — когда даже сверчки замолкают, чувствуя беду. Привычного гвалта под стенами не было. Никаких барабанов, воплей, визга рожков — ничего. Только треск догорающих углей в печи да мерное дыхание Даши рядом. Она спала, подложив ладонь под щеку, и в слабом свете луны, пробивавшемся сквозь слюдяное оконце, её лицо казалось совсем детским.

Я лежал, вслушиваясь в ночь. Может, Кучумовы псы отступили? Нет, не похоже. За три недели осады они ни разу не давали нам передышки по ночам. Специально орали, чтобы измотать, не дать выспаться. А тут — тишина.

Сердце забилось чаще. Я осторожно приподнялся на локте, стараясь не разбудить жену. Доски под соломенным тюфяком предательски скрипнули. Даша пошевелилась, что-то пробормотала во сне, но не проснулась. Я замер, выжидая. Потом медленно спустил ноги на холодный пол.

Я встал и оделся.

«Успокойся, Максим», — сказал я себе. — «Просто устал. Нервы ни к чёрту после стольких дней осады. Всё в порядке. Стены крепкие, ворота на засовах, часовые на местах.»

Но тревога не отпускала. Я прошёл к двери, прислушался. Тишина.

И в этот момент где-то снаружи раздался крик. Не громкий, скорее сдавленный, но в ночной тишине он прозвучал как гром.

Я вскочил, сердце ухнуло вниз. Прислушался. Снова тишина. Может, показалось?

И вдруг — голос казака, охрипший от ужаса:

— Татары в городе!

На миг я оцепенел. Как? Как они могли пробраться? Стены целы, люди готовы…

А затем ночь взорвалась новыми криками, лязгом оружия, топотом бегущих ног. Где-то заржала в ужасе лошадь.

Я кинулся к стене, где висело оружие. Схватил свой трофейный колесцовый пистолет — он у меня всегда заряжен, готов к бою. Саблю выхватил из ножен — лезвие холодно блеснуло в темноте.