Книга Монстр под алыми парусами, страница 25 – Яся Белая

Старик взял девушку за руку и усадил в кресло.

– Прежде чем мы отправимся искать твой гарпун, внимательно выслушай меня и запомни, что скажу. «Серые осьминоги» очень охочи до юных дев. Говорят, чем нежнее и моложе будет особа, тем слаще для них.

Ассоль поежилась, покосилась на окно, из которого вовсю сквозило, подумала, что надо бы заткнуть дыру, а то быстро выстудит комнату, но вновь не сдвинулась с места. Словно любое упоминание о недавнем госте действовало на нее парализующе.

– Слаще? Они их что, едят?

Эгль пожал плечами.

– Неведомо, но после встреч с этими тварями от девушки только и остается, что оболочка да стеклянный разбитый взгляд. Как у тебя недавно.

Ассоль вздрогнула и, зажмурившись, потрясла головой, потому что память нарисовала картину, когда изящные пальцы незваного гостя превращались в мерзкие черные отростки, вились, змеились. При мысли о том, что этими руками он касался ее, девушку передернуло. Трудно представить что-то более отвратительное.

Эгль похлопал ее по спине и сказал:

– По какой бы причине он ни пощадил тебя сегодня, извлеки из этого урок и постарайся больше с ним не встречаться. Не испытывай в следующий раз судьбу.

Ассоль судорожно сглотнула, сжала подол юбки, скатывая край в рулончик, и выдала:

– Боюсь, мне придется тебя ослушаться. Он заставил меня помогать ему в обмен на пробуждение отца. Если я откажусь, мой бедный Лонгрен так и останется спать на всю жизнь!

– Каков мерзавец! – взорвался Эгль. – Очень в стиле таких, как он, коварных и бездушных чудовищ, мрачных подводных гадов!

В своем возмущении Эгль был искренен и немного нелеп, но Ассоль и не подумала бы над ним смеяться. Ведь только боязнь за друга и милую воспитанницу могла заставить этого добрейшего человека потрясать в воздухе тощими кулаками, угрожая неизвестному и незримому врагу.

Ассоль вздохнула:

– Так что, Эгль, не обессудь. Мне придется пойти.

– Одну не отпущу, не проси. – Он сложил руки на груди и вскинул голову, демонстрируя решимость и непреклонность.

– Но «осьминог», – называть того человека Грэем, столь дорогим и так долго лелеемым именем, она не собиралась, – велел мне приходить одной.

– А ты и придешь одна. Я спрячусь неподалеку, за камнем, возьму с собой ружье – помнишь, я показывал? Настоящее! И буду держать тварь на мушке. Чтобы он даже волоска на твоей голове не тронул.

Ассоль бросилась наставнику на шею:

– Ах, мой чудесный храбрый Эгль! Как мне благодарить тебя за доброту и заботу?

– Просто выберись из этой передряги живой и дождись своего принца, уважь старика. А больше мне ничего и не надо. Только бы увидеть, как ты на алом паруснике уплываешь в закат.

– Я обязательно выполню твою просьбу, – искренне сказала она, прижав сжатую в кулачок ладонь к своему сердцу, полнившемуся любовью и благодарностью.

– Славная и добрая моя девочка, – расплылся в улыбке старик и заморгал, силясь избавиться от счастливых слез умиления.

– Это ты лучший, мой драгоценный Эгль. – Она обняла его за пояс и склонила голову на плечо. Так, в кольце его рук, Ассоль пригревалась, как в детстве, разнеживалась и успокаивалась.

Спокойствие постепенно возвращалось к ней, и утихомиривалась за окном буря. Молнии сверкали все реже, ветер завывал куда более миролюбиво, дождь утратил ярость.

– Ступай спать, дитя. А я тут побуду, покараулю Лонгрена, подкину дровишек в печь, – сказал Эгль, ласково отстраняя ее.