Книга Монстр под алыми парусами, страница 33 – Яся Белая

Те, кто близко знал Грэя, не зря называли его изменчивым, как море: то он мог извиняться и каяться по пустякам, а то превращался в холодного и надменного принца крови, которым и был по рождению, и уже его собеседнику хотелось извиняться и каяться перед ним.

Вот и теперь Циммер беспомощно поднял руки:

– Сдаюсь. С тобой вечно как по тонкому льду. Неизвестно, что ты выкинешь в очередной раз.

– Ты знаешь, я же сказал: вон того ангела.

Циммер засмеялся, уже совсем по-доброму, так, что в уголках глаз собрались морщины, делая их лучистыми и лукавыми.

– Ладно, пойду будить поварих. Действительно, пора бы и перекусить.

– Вот это правильный подход.

Но до кухни Циммер так и не добрался. Едва только вышел в холл, откуда и вела дверь на кухню, как двое верзил буквально внесли его обратно, поставили посреди комнаты, как предмет мебели, окинули равнодушными взглядами и обратились исключительно к Грэю, игнорируя присутствие мага:

– Капитан, срочно, мы нашли «оболочку». Возле ювелирного. Ранняя пташка, чуть свет, а уже за побрякушками побежала, – наперебой чеканили вошедшие.

Грэй чертыхнулся, мысленно посетовал, что нормально поесть и поспать в ближайшее время вряд ли удастся, поднялся и сказал:

– Идемте, нельзя терять времени.

И тут ожил Циммер:

– Нет уж, обождите. Я с вами. Сейчас, мигом переоденусь и захвачу саквояж.

Грэй отпустил ему пять минут, а сам стоял, перекатываясь с пятки на носок и нервно постукивая сложенными перчатками по ладони. Больше всего в своей работе он ненавидел обследовать «оболочки», потому что вид девушек, похожих на сломанных кукол, с остекленевшими глазами и искореженными телами потом долго преследовал его.

Вначале он заглядывал в их глаза. Говорили, что у мертвецов в глазах запечатлевается убийца, но гуингары не отражались. А вот сам Грэй навеки застревал в мертвом взоре, влипая в него, как мушка в смолу, становясь соучастником убийцы.

С тех пор он предпочитал не смотреть в глаза даже живым.

Лонгрен тихо пробрался на задний двор и вынул из щели в стене нож, которым обычно разделывал рыбу. Кто бы ни явился сейчас на маяк – он сильно пожалеет. Лонгрен никому не позволял оскорблять свою семью. Меннерс-старший попробовал однажды унизить его Мэри грязными предложениями, и где он теперь, тот Меннерс?

Несмотря на высокий рост и крупное телосложение, двигался Лонгрен почти бесшумно, по-кошачьи, крепко сжимая в руке надежный нож. Тот легко вскрывал брюхо рыбам, справится и с шеей какого-нибудь наглеца.

Когда он проник в свое жилище через заднюю дверь, то увидел картину, возмутившую его до предела.

Его девочка, малышка Ассоль, стояла на полу на коленях и горько плакала, а какой-то наглец в черном плаще тянул к ней руки.

Медленно, очень медленно и тихо Лонгрен приблизился к непрошеному ночному гостю, склонился над ним и прижал нож к шее негодяя.

– Мерзавец! – проговорил он. – Как ты смеешь обижать мою девочку, мою Ассоль, мою…

Но закончить фразу не успел – проходимец ловко скинул его с себя, скрутил и начал душить. Выглядел он не таким уж и силачом, да и сам юнец юнцом, а сила, с которой сжимал горло Лонгрена, была явно нечеловеческой… Как и фосфоресцирующий блеск глаз, и пальцы, истончавшиеся и превращавшиеся в щупальца… Удушающие, склизкие, но их не разжать…