Книга Развод по-драконьи, страница 111 – Екатерина Белова

Кивнула, хотя находится в центре внимания обезумевшего императора было странно и утомительно. Танец я закончила уставшей до умопомрачения.

— Вина, Ваше Высочество? — Целес, к моему удивлению, прекрасно держался, хотя общий анализ ситуации предрекал ему проблемы с кармой и здоровьем.

— Лучше выведи меня на балкон, — с трудом улыбнулась и подала ему руку. — И прекрати называть меня Высочеством, зови меня Люче, как в детстве. Мы же сто лет знакомы.

Быть любезной со старыми друзьями оказалось непросто. Стоило Теофасу пропасть из поля зрения, как меня накрыло знакомым куполом равнодушия. Ни радости, ни горя, ни тревог.

Целес провел меня через танцевальную залу сквозь горящие любопытством, радостью или ненавистью взгляды, приглашая на маленький балкон, украшенный императорскими азалиями — символом рода Таш.

— Я знал, что ты попросишься на свежий воздух.

Жестом фокусника, Целес отвел свисающий занавес из вьющихся цветов, и я увидела маленький резной столик, уставленный шоколадом всех видом и форм.

— Угодил, Люче?

Он вдруг резко наклонился и заглянул мне в лицо. У него были странные глаза, не золотистые или карие, как у большинства дракониров, а, скорее, болотные, что придавало ему шарма. Чуть отстранившись и взяв из его рук шоколадную дольку, я словно заново взглянула на Целеса.

Он повзрослел. Обрел стать, свойственную высокорожденным, обзавелся прохладцей в глазах и жестами скучающего политика. Из болезненного, патологически-вежливого ребенка вырос опасный, магически-одаренный дракон.

— Потому что, если угодил, то я скажу тебе кое-что, Люче

Он вдруг с силой притиснул меня к краю балкона, вжав в фиолетовое облако азалий и уткнулся лбом в каменный выступ балкончика.

— Я всегда любил тебя, Люче, всегда смотрел на тебя, — вдруг зашептал он горячо и сдавленно. — Когда на тебя смотрел Теофас, и когда он перестал смотреть, я не мог, не мог остановиться. Ты одна поселилась в груди. Мама сказала, что я тебя забуду, что должен забыть, но все было бессмысленно. Я просил за тебя у Ее Величества, но она разозлилась, меня на год сослали в северное имение, и если бы не нир Шелен, так бы я там и сгнил, на краю света. Мама сказала, что если не пройдет… Мама сказал, что поможет, и вот ты здесь! Это ли не чудо?

Он рывком выпрямился, схватив меня за плечи, и я близко-близко увидела его отчаянное лицо. А после… Его буквально прошило магией. Что-то подобное я видела в замке, когда на меня напал перевертыш. Целеса потряхивало от боли, но он упрямо продолжил:

— И я решил, что, если отец-дракон подарит мне еще одну встречу с тобой, я хотя бы признаюсь. Я любил тебя, Люче, с самого начала и до конца, люблю тебя прямо сейчас, даже если… Даже если…

В глубине мой омертвевший души шевельнулся стыд. Это было самое пылкое и искреннее признание в любви в моей жизни, а я чувствовала только приторный запах цветов, холод каменного бортика. А еще у меня спина затекла от неудобной позы. Да и больно ему. Целесу, в смысле, больно.

Раздались редкие тяжелые хлопки.

Теофас вычленился из ночной темноты буквально в сантиметре от нас с Целесом и лениво аплодировал. Я окаменела от неловкости ситуации, а Целес побледнел, но не отступил, даже наоборот, развернулся всем корпусом, загораживая меня от Тео.

Стоять вот так, на узеньком балкончике, где места лишь для столика и двух кресел. Втроем, сталкиваясь локтями, взглядами, дыханием. Жарко и страшно от ярости, которая тяжело и неотвратимо закручивалась вокруг Теофаса.