Книга (не) Зайка для Волка, страница 47 – Мария Мирабелла

Ана зажмурилась. Мысли роились как пчелы. Каждая жалила. Она перевернулась на бок, подтянула колени к груди и долго ещё смотрела в пустоту комнаты, в тени от штор, в отражение лампы на полу.

И думала. Думала, что будет завтра. Как она сможет смотреть в глаза Таррену. И сможет ли вообще.

В это время Таррен направлялся к отцу. Кабинет вожака располагался в северном крыле поместье, старейшей его части, где каждая балка и каждая каменная плита хранили запах времени и власти. Потолки были высокими, украшенными сложной резьбой с волчьими узорами. На полу лежал массивный ковёр ручной работы с изображением круга стаи. Стены украшали портреты предков, сильных, суровых волков, чьи взгляды следили за каждым, кто входил внутрь.

Письменный стол в центре был выполнен из чёрного дерева, отполированного до блеска. На нём лежали пергаменты, чернильницы, старинные карты территорий и фигурка альфы, вырезанная из кости. За столом сидел вожак, отец Таррена. Его взгляд был твёрдым, а руки сцеплены в замок на груди.

Таррен вошёл, не стучась, но остановился у порога.

— Садись, — сказал отец, не поднимаясь.

Таррен сел в кресло, которое заскрипело под его весом.

— Ты хочешь рассказать мне, почему чуть не убил собственного кузена? — голос вожака звучал спокойно, но холодно.

— Он напал на беззащитную омегу, — жёстко ответил Таррен.

— Ты мог его остановить без крови. Ты будущий вожак. Все на тебя смотрят, сын. Все следят, как ты поступаешь. Особенно в своей собственной стае.

— Мне плевать, кто на меня смотрит, если омегу прижимают к стене и лезут под её платье.

Вожак нахмурился, провёл рукой по подбородку, где уже пробивалась седина.

— Ты перегнул. И не в первый раз. Люди начнут говорить. Они уже говорят. Про тебя и "зайца" без запаха.

— Она под моей защитой. Я обязан вернуть её целой в Академию. Таков приказ.

— Только из-за приказа? — вожак прищурился. — Тогда объясни, почему ты готов проломить голову брата из-за неё?

— Потому что он перешёл черту.

— Даже если ты из-за этого потеряешь уважение всей стаи? Даже если другие перестанут воспринимать тебя как будущего вожака?

— Пусть. Я не продам остатки совести за титул.

Вожак встал, обошёл стол, встал перед сыном. Их взгляды встретились. В его голосе прозвучал лед:

— Тогда будь готов к последствиям. Если ты выберешь слабость, то не сможешь стать сильным вожаком.

Таррен сжал челюсть. Его пальцы сжались в кулак.

— Не волнуйся, отец. Моё сердце уже занято. Там нет места для другой омеги.

— Неужели ты до сих пор держишься за прошлое? Элиза мертва.

Таррен не ответил. Он встал, поклонился коротко и молча вышел, оставив отца наедине с его тенью и портретами предков, чьи взгляды, казалось, стали тяжелее, чем прежде.

Пятница выдалась на удивление спокойной. Полдня Ана провела в архиве, заканчивая работу, которую начала ещё в начале недели. Глаза уставали от мелькания строк, но в какой-то мере это даже нравилось. Бумаги были предсказуемы. Папки не пытались вторгнуться в личное пространство. И запахи в архиве, такие как пыль, старые чернила, сухие цветочные блокноты, не пугали. Она систематизировала документы по датам и по источникам, проверяла расхождения в текстах, кое-где находила пометки от руки, пытаясь разобрать чужой почерк. Иногда ловила себя на том, что зачитывается, теряется во времени, словно эти архивы были окном в прошлое.