Книга (не) Зайка для Волка, страница 65 – Мария Мирабелла

***

Наташа Айверс благодарю за награду!

На следующий день в Академии словно исчез один из её самых ощутимых центров притяжения. Таррена не было. Ни в столовой, ни в аудиториях, ни на утренней пробежке, где он обычно обгонял всех, ни даже в коридоре боевого крыла, куда она заглянула будто бы случайно. Он словно испарился из воздуха, оставив лишь ту тяжесть, что тянула грудь к земле и не давала дышать спокойно.

Ана старалась не думать о поцелуе. Старалась не вспоминать тепло его ладони, как он держал её в танце, как будто в тот момент в зале не было никого, кроме них. Но мысли возвращались сами. Неумолимо. Как река к морю. И каждый раз она ловила себя на том, что ищет его взгляд в толпе, слушает, не раздастся ли где-то рядом его шаг, не дрогнет ли воздух от его запаха.

Но его не было.

Весь день прошёл в тревожном ожидании, в тишине, пронзённой отсутствием. И только вечером, когда она шла в библиотеку, чтобы хоть как-то отвлечь себя, с головой зарыться в свитки и формулы, чтобы дать разуму передышку от сердца, она увидела его. У лестницы между двумя этажами. Он стоял, уткнувшись в экран планшета, словно изучал маршрут отряда или график охранных смен. Когда она подошла ближе, он поднял глаза и тут же опустил их. В его лице не было ни холодности, ни злости, только что-то болезненно сдержанное.

— Таррен, — тихо произнесла она, останавливаясь.

Он не смотрел на неё. Ни одного взгляда. Словно стены между ними вдруг стали непрозрачными.

— Извини за тот поцелуй, — сказал он негромко. — Это была ошибка. Я не должен был тебя целовать.

Ана не сразу поняла смысл слов. Они будто прошли сквозь неё, но только спустя пару секунд начали болеть. Как холод, что сначала обманчиво мягкий, а потом жжёт кожу.

Внутри что-то сжалось, не резко, не драматично, а мучительно тихо. Как узел, затянутый в сердце. Она смотрела на него выжидающе.

— Почему? — её голос дрогнул, но в нём не было упрёка. Только простое, безоружное «почему», в котором звучала едва заметная просьба: не обманывай.

Он всё же взглянул на неё. Медленно. Взгляд оказался почти невыносимым. В нём было всё: и сожаление, и вина, и что-то обжигающе личное, что он, вероятно, хотел бы спрятать, но не успел.

— Потому что я могу дать тебе ложные надежды, — произнёс он сдержанно, будто каждое слово было занозой.

Ана не отвела взгляда. Сердце глухо стучало в груди, будто где-то в глубине, под слоем воды. Она слышала этот стук, как зов.

— Надежды на что? — спросила она тихо, почти шёпотом.

Ответ пришёл не сразу. Он словно искал в себе силу произнести это вслух. Плечи его были напряжены.

— Моё сердце уже занято, — выговорил он. — Там... навсегда останется одна омега.

Сквозняк качнул занавеску наверху, и ткань тихо вздохнула, будто затаённый воздух вырвался наружу. Всё вокруг стало громче, капля воды где-то в трубе, шаги по отдалённому коридору, и над всем этим звучали его слова. Обнажённые. Без защиты.

Ана смотрела на него, не двигаясь. Лицо её почти не выражало эмоций, но в глазах стояла неуверенность, как у человека, ступившего на лёд, не зная, выдержит ли он.

— Кто? — прошептала она. Даже не знала, зачем спрашивает. Просто не могла не спросить.

Таррен опустил глаза. Вздохнул. Так глубоко, будто пытался вынуть из себя не только воздух, но и память.