Книга Разрушение кокона, страница 172 – Тан Ци

Дядюшка Хай был старым управляющим во дворе Гибискусов.

Хотя фраза без начала и конца звучала странно, Чэн Юй сразу поняла, что он имел в виду.

Цзи Минфэн перестал притворяться, будто она невидимка, и это уже был большой шаг вперед. Однако его слова звучали угрожающе. Чэн Юй посмотрела на него:

– Братец княжич…

Юноша равнодушно смотрел на нее, однако, услышав «братец княжич», слегка нахмурился. Чэн Юй немного струхнула. Даже захмелевшая, она не смела вести себя так же дерзко, как раньше. Она опустила голову и пробормотала:

– Дядюшка Хай только сказал, чтобы я больше не приходила в Южный зал. – Затем она быстро добавила: – Я больше не ходила туда.

– Ты всегда была умной, – ответил Цзи Минфэн спокойно. – Конечно, ты понимаешь, что значит «не приходить в Южный зал».

Чэн Юй понимала, но все равно серьезно покачала головой:

– Я не умная, я не понимаю.

Княжич Цзи долго молчал, затем, глядя на нее, сказал:

– Больше не попадайся мне на глаза. Разве это так сложно понять?

Северный зал существенно отличался от других чайных домов, которые Чэн Юй часто посещала в Пинъане. Здесь было очень тихо. В доме не было общего зала, только отдельные комнаты. Гости не шумели, и даже слуги ходили на цыпочках. Поэтому, когда разговоры в комнатах затихали, можно было услышать только звук гуциня из-за бамбуковой занавески на втором этаже. И сейчас Чэн Юй слышала только его. Она узнала мелодию. «Осенний ветер»^[113].

Цзи Минфэн все еще смотрел на нее. Равнодушно. Безразлично.

Он спросил, действительно ли это так сложно понять.

На самом деле, не так уж сложно. Смышленая Чэн Юй всегда понимала, что он имеет в виду.

Но сейчас она невольно пробормотала:

– Именно что сложно. – И повторила слово в слово: – Именно что сложно.

А затем увидела, как Цзи Минфэн нахмурился. Нахмуренный лоб означал раздражение и несогласие, подумалось ей. И через мгновение его лицо расплылось. Чэн Юй поняла, что плачет.

Понимала княжна и почему плачет. Она всегда знала, что Цзи Минфэн не хочет, чтобы она попадалась ему на глаза, что даже смотреть на нее ему противно. Но раньше она лишь думала об этом, и эти мысли никогда не обращались в действительность. Теперь, услышав их из его уст, Чэн Юй ощутила, как действительность вонзилась в ее сердце, словно тысячи игл. Девушка не смогла вытерпеть эту внезапную боль. Она всегда боялась боли и поэтому заплакала.

Но, очевидно, Цзи Минфэн не понимал ее печали. Он хрипло сказал:

– Перестань вести себя как ребенок, который рыдает по каждому поводу. Тебе почти шестнадцать.

Да, он ненавидел ее, поэтому даже ее печаль его раздражала.

Чэн Юй вдруг сильно разозлилась. Она говорила Цин Лин, что понимает, как иногда человеку может ни с того ни с сего опротиветь другой человек, но на самом деле она хотела знать причину. Почему он так внезапно возненавидел ее, почему не дал ей ни единого шанса? Это он вел себя неразумно!

Ярость подстегнула княжну, как никогда раньше. Она вдруг с силой швырнула два бамбуковых зонта перед Цзи Минфэном и изо всех сил закричала на него:

– Да, я ребенок! Я глупая! Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! Мне больно, и я даже не могу поплакать?!

Ее речь утратила всякую связность, и она сама не понимала, что несет. Но юношу, казалось, ошеломила ее вспышка, и он на мгновение замолчал.