Книга Записки у изголовья. Книга 1, страница 9 – Тан Ци

Двое продолжали сидеть в неловкой тишине. Вскоре Фэнцзю опустошила свою чашку и потянулась за чайником, чтобы налить себе еще. Дун Хуа проследил, как чашка наполняется до краев, а потом вдруг неведомым образом опрокидывается на светлые одежды Фэнцзю. По ее юбке растекалось водянистое пятно.

Дун Хуа положил руку на стол, пристально наблюдая за девушкой.

Изначально ему просто было любопытно. Она так увлеченно созерцала восход солнца на Тринадцатом небе, что он подумал, будто отсюда открывается какой-то необычный вид. А потом она пригласила его присесть, и он не стал отказываться.

Теперь же, глядя на разворачивающийся перед ним театр одного актера, он по-настоящему развеселился. Видимо, она приняла его за еще одного соискателя ее руки и сердца, но из-за его высокого статуса не могла прогнать его так же, как двух предыдущих. Поэтому, чтобы сбежать, ей пришлось прибегнуть к такой отчаянной уловке, как «страдание плоти» – пролить чай на себя же.

От юбки Фэнцзю поднимался пар. Похоже, в чайнике и впрямь был кипяток. Она совсем не жалела себя.

Дун Хуа подпер щеку, совершенно верно полагая, что сейчас Фэнцзю попытается сбежать. И действительно: она пару раз взмахнула рукой, чтобы убрать пятно, и у нее, разумеется, не получилось. Тяжело вздохнув, она очень церемонно, почтительно, вежливо-отстраненно – и с тщательно скрываемой радостью – воскликнула:

– Как неудачно дрогнула рука, моя юбка непоправимо испорчена! Прошу прощения, вынуждена покинуть вас первой. Надеюсь, вы не против обсудить писания мудрейших наставников в другой день.

Ветер окутал их ароматом белых лотосов. Дун Хуа поднял на Фэнцзю взгляд и плавно протянул ей большой фарфоровый чайник.

– Вы пролили всего чашку. Не стоит так мелочиться. Я проверил: вода остыла. Если ваша рука дрогнет и на этот раз, ваш наряд будет испорчен действительно непоправимо.

Верховный владыка Дун Хуа давно не покидал Рассветный дворец. Молодые небожители еще не успели испытать на себе его ядовитый язык, а бессмертные постарше тщетно пытались забыть об уже пережитых унижениях. Хотя владыка Дун Хуа говорил мало, каждое его слово разило так же точно и больно, как его меч.

Ходили легенды, будто один своенравный юнец из демонов, прознав о воинских заслугах Дун Хуа, проник на Небеса, чтобы вызвать того на поединок. Разумеется, стража повязала демоненка еще на подходе к Рассветному дворцу.

Как раз в это время Дун Хуа играл сам с собой в вэйци ^[6] у лотосового пруда неподалеку.

Схваченный юнец разразился руганью, желая задеть владыку за живое.

Дун Хуа сложил вэйци и собрался уходить. Путь его лежал мимо плененного демона. Завидев владыку, тот раскричался еще больше. Мол, небожители так носятся со своей нравственностью, кто ж знал, как бесстыден их повелитель! Если у Дун Хуа осталась хоть капля добродетели, он должен немедленно очистить свое имя в бою, а не позволять слугам набрасываться на честного демона всей толпой…

Уже ушедший с коробкой вэйци Дун Хуа даже вернулся на два шага и переспросил у распростертого на земле демоненка:

– Капля чего, говоришь?

– Добродетели! – немедленно заорал тот. – Я говорю о добродетели!

Дун Хуа неспешно продолжил путь, бросив через плечо:

– Какое интересное слово, впервые слышу.

У юноши случился приступ удушья, и он потерял сознание от возмущения.