Книга Записки у изголовья. Книга 2, страница 50 – Тан Ци

Ну что ж, раз он уже разозлился на нее, не стоило больше осторожничать. Кое-что давно не давало ей покоя. Она слышала множество историй об Аланьжэ, но до сих пор не поняла, какой Аланьжэ была на самом деле. Почему бы не подловить его в момент злости и не добиться пары правдивых слов?

Не меняясь в лице, она будто бы между делом поинтересовалось:

– Вы сказали, что хотите сохранить в памяти только одного человека. Что же она за человек?

Тишину ночи прорезала долетевшая откуда-то с переднего склона горы песня, смутная и едва различимая. Когда Господин Мо наконец заговорил, голос его был тих, но Фэнцзю различила каждое слово.

– Очень красивая, – сказал он, – а когда вырастет, станет еще красивее.

Он сделал паузу и добавил:

–…Чудесного нрава, – он помедлил, будто припоминая, – ладная. И все у нее ладится. – И наконец заключил: – Само совершенство.

А после добавил, говоря уже будто с самим собой:

– Я ее выбрал, разумеется, она совершенство.

Фэнцзю задумалась над словами господина Мо. Красивая, нрав чудесен, талантливая – неудивительно, что Аланьжэ умерла совсем юной, а душа ее скорбит, как души тех, кто льет слезы на Небесах Скорбящих в разлуке. Есть старая поговорка: Небеса завидуют выдающимся женщинам. Таких женщин небеса всегда изводили. К счастью, и она, и тетя, хоть и были хороши собой, не отличались ни чудесным нравом, ни особыми талантами.

Однако господин Мо так искренне и откровенно говорил об Аланьжэ, что нехорошо было бы просто отмахнуться. Правда, она не знала, как вернуть ему что-то столь же личное. Поэтому негромко сказала то, что первым пришло в голову:

– Я тоже кого-то любила. Мне кажется, он был очень красив и очень ужасен. – Затем она добавила: – Так что он определенно проживет долгую жизнь.

Господин Мо рассеянно ответил:

– Со мной она прожила бы очень долгую жизнь.

Фэнцзю вздохнула про себя. Хотя в голосе господина Мо не слышалось и следа боли или сожаления, но как же должна быть сильна боль, что ее уже не распознать, лишь взглянув на чье-то лицо? Будь господин Мо рядом в тот год, с его-то способностями, он смог бы уберечь Аланьжэ. Воистину, происки злого рока. Как, наверное, винит себя господин Мо, раз говорит такое.

Как же ослепила господина Мо любовь. Как же он несчастен.

* * *

На их глазах лунные цветы уносились по ветру и пропадали, словно падающие звезды. Расцвели на миг – и тут же погибли. Вот уж правда: «Им бы в миг успеть жить и умереть».

Су Мое поднялся и сказал:

– Пойдемте.

Фэнцзю тоже встала и расправила юбку. Но когда она подняла голову, то замерла в отсвете увядающих лунных цветов. Лежа на траве, она не слишком приглядывалась к собеседнику, но сейчас, оказавшись с ним лицом к лицу, с удивлением обнаружила, что, хотя лицо Су Мое скрыто искусно украшенной маской, пряди волос за маской по-прежнему отливают лунным серебром.

Догадка обрушилась на нее как удар грома. Фэнцзю вздрогнула.

Она долго молчала. Потом в мягком сиянии, напоминающем рассветную дымку, потянулась к лицу мужчины в пурпурном и дрожащими руками распустила завязки маски. Следуя ее движениям, маска спала.

Отблески цветов превратились в пятна света и окутали деревья, травы и их двоих. Когда мерцание погасло, Фэнцзю глухо, будто голос отказывался ей подчиняться, спросила:

– Господин Си Цзэ?