Книга Взаперти, страница 29 – Анна Одувалова

— Что у тебя с ним? — спрашивает Лайки. Раздумываю, но решаю, что рано или поздно это станет всем известно.

— По моей вине он оказался здесь.

— Оу-у-у, — тянет Рика, и за столиком повисает напряженная тишина.

— Если что, я не до сих пор не считаю, что была неправа. Точнее… — Задумчиво наматываю макароны на вилку. — В тот момент я была уверена, что он заслуживает наказания.

— А сейчас?

— А сейчас… я не получила подтверждения его невиновности.

— Нда-а… — тянет Лайки. — Даже если бы я был виноват, то все равно бы злился…

— Он и злится. — Я пожимаю плечами. Я еще плохо знаю Лайки и Рику, поэтому не рассказываю им о прошлой ночи. Не интересуюсь, норма ли это для академии. Почему-то кажется, что откровенность тут не лучшая тактика.

Закончив обед, отношу посуду в специальное место и отправляюсь на внеклассные занятия. Тут расписание построено таким образом, что у студентов не остается свободного времени.

Художественная студия находится в одной из башен, и я, признаться хочу взяться за краски и холсты. Это занятие меня успокаивает.

Нахожу нужное место, как и все в этом замке не сразу. Художественная студия представляет собой большое круглое помещение с окнами в крыше. Тут хорошее освещение и тишина. Народу совсем немного.

Три девушки за мольбертами и два парня.

— Мирс Даниэлла?

Ко мне навстречу выходит невысокий худощавый мужчина без возраста. Ему может быть, как двадцать пять, как и тридцать пять лет.

— Да, это я.

— Меня зовут Мирс Валериан лэ Позье. Я ваш преподаватель живописи. Чем бы вы сегодня хотели заняться?

— А что есть выбор? — хмыкаю я.

— Это факультативное занятие, поэтому, если вы работаете в каком-то конкретном жанре, развивается в определенном направлении, моя задача вам помогать.

— Нет, я пишу для души. И в последние полгода почти не брала в руки краски.

— Тогда прошу.

Он подводит меня к одному натюрморту. Он самый обычный, но в нем таится сложность. Стекло и вода. Белоснежные шелковые складки драпировки, стеклянный наклоненный кувшин, из которого вода постоянно течет в прозрачный винный бокал на тонкой ножке. Внизу несколько серебряных украшений, прозрачная шкатулка в виде яблока и жемчужные бусы.

— Попробуете? — спрашивает он, и я с сомнением смотрю на натюрморт.

— Постараюсь. Только писать его без магии сложно, а я у меня вот… — протягиваю ему руки с блокирующими браслетами.

— Ничего страшного. Построению браслеты не помешают, а писать сегодня ты все равно не успеешь начать, а потом решим твою проблему.

Я киваю, беру подрамник и приступаю к выбору холста, чувствуя воодушевление и зуд в пальцах.

* * *

Пожалуй, это то, что мне сегодня нужно. Перезагрузиться. Творчество всегда все обнуляет, освобождает мысли и заставляет по-новому посмотреть на ситуацию. Принять новую действительность. Когда улетаю в живопись, теряю связь с реальностью и перестаю замечать, что происходит вокруг, а мысли становятся ватными и отстраненными. Неважно, что думает Джаспер, неважно, что меня запихнула сюда мать, спасая свой разваливающийся (не без моих стараний) брак, неважно, что снова наступит ночь и вряд ли для меня она пройдет спокойно. Сейчас тут только я, холст и желание на него выплеснуть всю сумятицу, которая творится у меня в душе.

Я действительно это люблю, хоть и в прежней жизни рисовала редко. Всегда находились более важные дела. Я вообще, забивала на то, в чем могла бы преуспеть. Вокруг было слишком много праздных развлечений, которых в попаданием в Даркленд я оказалась лишена.