Книга Прядильщица Снов, страница 107 – Тория Кардело

«Почему она? Почему всегда она?»

Обида и боль душили, не давая вдохнуть. Дождь усилился, но Аля не замечала ледяных капель, стекающих за воротник. Внутри бушевал огонь, пожирающий всё — самооценку, надежды, силы.

Полина что-то прошептала Роману на ухо, и он улыбнулся — не той холодной улыбкой, которую видела Аля в школе, а настоящей, тёплой, преображающей его лицо. Улыбкой Ноктюрна.

Это было уже слишком. Слёзы, которые она так долго сдерживала, хлынули потоком. Аля резко развернулась и бросилась обратно в здание торгового центра, надеясь, что дождь смоет с лица следы позорной слабости.

Мать обнаружилась у кассы, с полными руками разноцветной одежды. Заметив дочь, она удивленно подняла брови:

— Ты где была?

— В магазине, — Аля старалась говорить ровно, но голос предательски дрожал. — Сказала же, что похожу.

— Правда? — Мать выглядела искренне удивлённой. — А я и не заметила, что ты куда-то уходила.

Удар был такой силы, словно мать хлестнула её по лицу. Не заметила? Не заметила, что родная дочь покинула магазин? Её просто не существовало в реальности этой женщины?

— Я выходила, — упрямо повторила Аля, смаргивая новую волну слёз.

— Буду знать, — равнодушно ответила мать, протягивая карту кассиру. — Хорошо, что вовремя вернулась. Сейчас расплатимся и пойдём в тот новый магазин в северном крыле. Ты видела, какие там сапоги в витрине?

Аля молча кивала, не слушая. В голове стучала только одна мысль: скорее домой, скорее бы ночь, скорее бы снова заснуть и оказаться там, где её любят. Где она красива. Где губы Ноктюрна касаются только её губ, а не змеиного жала Полины.

* * *

Дома Аля не сказала ни слова. Сбросила мокрые кроссовки, пробормотала что-то о домашнем задании и скрылась в своей комнате.

Но стоило закрыть дверь, как накопившиеся эмоции прорвали плотину контроля. Из груди вырвался сдавленный стон, больше похожий на рык раненого зверя. Она упала на кровать, впиваясь ногтями в покрывало.

«Почему? Почему я? Почему со мной всё всегда так?»

Отчаяние сменялось злостью, злость — горечью, горечь — ненавистью к себе. Всё сливалось в тугой узел в груди, не находя выхода.

Сцена на скамейке всплывала перед глазами снова и снова — изящные пальцы Полины в его волосах, его рука на её талии, их слившиеся губы. Чужое счастье, которого она никогда не узнает — здесь, в реальном мире.

В какой-то момент Аля поднялась с кровати и, словно в трансе, вышла из комнаты. Ноги сами принесли её на кухню, к шкафчику, где хранился запретный клад — коробка с дорогими шоколадными конфетами, которую Костровы привезли ещё из Москвы.

Она схватила всю упаковку и вернулась в комнату, не заботясь о том, что её могут увидеть. Конфеты — одна за другой — исчезали во рту, оставляя приторно-сладкий привкус. Аля глотала их почти не жуя, не чувствуя вкуса, стремясь просто заполнить пустоту внутри.

— Алька, ты что… — мать остановилась в дверном проёме, глядя на пустеющую коробку и заплаканное лицо дочери.

— Ничего, — глухо ответила Аля, отправляя в рот очередную конфету.

— Отличная диета, — усмехнулась мать, облокотившись о дверной косяк. — А кто тут хотел похудеть? От конфет ты точно не похудеешь, милочка.

Аля резко вскинула голову. Злость, обида, разочарование — всё смешалось в этом взгляде.

— Какая разница? — процедила она сквозь зубы. — От одной коробки я толще не стану.