Книга Прядильщица Снов, страница 166 – Тория Кардело

— Я ничего не обещала! — крикнула она, и её голос стал сильнее, увереннее. — Ты обманула меня! Ты показала мне только красивую сторону, только иллюзию!

При слове «иллюзия» всё пространство зала зеркал словно содрогнулось. Зеркала задрожали в своих рамах, некоторые пошли трещинами — тонкими, как паутина, расходящимися от центра к краям.

Существо за стеклом зашипело громче, яростнее. Его лицо теперь совсем не напоминало человеческое — оно было текучим, изменчивым, как будто состояло из дыма или тумана, принимающего разные формы.

— Ты цепляешься за свой жалкий мирок, за свои жалкие привязанности. Ты недостойна Ткани Снов! Ты недостойна… меня!

Последнее слово существо прорычало с такой яростью, что несколько зеркал лопнули, осыпаясь осколками. Но странным образом эти осколки не падали на пол — они зависали в воздухе, продолжая отражать Алю и существо.

— Хорошо, — прошептала она, ненавидя себя за эту слабость, но не видя другого выхода. — Я… я обещаю сделать это. Просто дай мне ещё немного времени.

Слова давались с трудом, будто каждое из них было тяжёлым камнем, который она тащила в гору. Голос звучал хрипло, надломленно, но в нём чувствовалась решимость — решимость выжить, вернуться, понять, что происходит.

Отражение расплылось в жуткой, неестественной улыбкой, обнажившей многочисленные зубы. Улыбке хищника, почуявшего кровь.

— Умная девочка, — повторил двойник, и его голос многослойным эхом отразился от поверхностей. — Ты вернёшься. Все возвращаются. Но все, кто однажды увидел Ткань Снов, становятся её частью. Рано или поздно.

Отражение протянуло руку — длинную, с паучьими пальцами, с серебряными когтями вместо ногтей — и коснулось лица Али. Ледяное прикосновение, как касание смерти, обжигало кожу и заставляло всё внутри неметь.

— А теперь… просыпайся.

Последнее слово она не произнесла, а выдохнула — словно выпустила его из самых глубин своего существа. И оно повисло в воздухе, разрастаясь, заполняя собой всё пространство зала зеркал, становясь материальным, почти осязаемым.

И зеркала вокруг взорвались, осыпая Алю миллионами острых осколков, которые вонзались в кожу, в глаза, в самую душу…

Аля остановилась перед дверью класса, прижимая к груди шарф Полины — лёгкий, шелковый шарф с болезненно-ироничной надписью. Он пах остатками сладких духов, дешевым мылом, которым Аля вчера постирала его в школьном туалете, болью и смертью. Наверное, смертью — Аля искренне, всем раненым сердцем надеялась, что все обойдется.

Она вздохнула, ощущая, как сердце колотится о ребра — часто, больно, отчаянно. Так громко, что отдавалось в висках и мешало дышать. Она не решалась войти, будто если не пересечет этот порог времени, то сможет вернуться в момент до того, как Полина поднесла к губам пригоршню таблеток.

Школа жила своей жизнью — отовсюду слышались гулкие шаги, обрывки разговоров, смех, хлопанье дверей — всё это сливалось в единую какофонию жизни, звенящую и яркую. Но для Али эти звуки доносились словно сквозь толщу воды — приглушенные, искаженные, чужие. После вчерашнего ничто уже не казалось реальным.

«Сейчас. Нужно просто войти. Просто открыть дверь и все узнать».

Вчерашний день все еще представал перед ее глазами бесконечным уродливым кошмаром. Полина с таблетками в дрожащей руке. Полина с искаженным лицом. Полина, шепчущая: «Я хочу остаться там навсегда». Полина, скорчившаяся над унитазом в мучительной кровавой рвоте… Ткань Снов поглотила ее, а белая пена на губах стала прощальным занавесом.